Плюс еще ко всему мне стали сниться сны, вот один из них.
Сон первый
Я в Питере. 1837 год. Золотая осень. Иду по Фонтанке, пью пиво, головой по сторонам кручу. Листья разноцветные под ногами, вода в реке черная уже — начало октября, воздух густой, прозрачный, хоть пей его. Только я собрался закурить, вдруг гляжу — Пушкин чешет мне навстречу, Александр Сергеевич. Крохотный, худенький, плащик на нем болтается, цилиндр на голове кудрявой.
— Здорово, Пушкин! — обрадовался я.
— Здорово, Аркаша! — Александр Сергеевич тоже почему-то обрадовался, обниматься полез.
— Ну, чего, Саня, написал нового? — спрашиваю.
— Да некогда писать-то сейчас, в бабах запутался. Ты ведь тоже ебака знатный, должен понимать меня, — жалуется Пушкин.
Зашли мы с поэтом в трактир на Сенной, обсудили проблемы мировой литературы за графином водки. Смотрю — погрустнел Александр Сергеевич.
— Что, Саня, гнетет-то тебя, что за беда? — спрашиваю у любимого поэта.
— Да с бакланом одним дуэль у меня завтра, а я стрелять не умею. Замочит он меня, гнида, — горько отвечает Пушкин.
— Что за баклан-то?
— Дантес.
— Пошли ты его на хуй, и не ходи никуда.
— Нельзя, я — дворянин, — вздохнул пьяный уже Пушкин и заплакал.
— Ладно, Пушкин, не ссы! Во сколько дуэль-то у тебя?
— В пять часов утра.
— Хорошо, Санька, иди спокойно спать, повезло тебе, что меня встретил. Где дуэль, ты говоришь?
— На Черной речке.
Посадил я Пушкина на извозчика и поехал по своим делам.
Еду на пролетке, ищу военную часть. В Парголово нашел подходящую. На КПП солдатик молодой стоит, на все пуговицы застегнут, в петлицах мотострелковые эмблемы.
— Эй, боец, старшину позови! — кричу я из пролетки.
Выходит прапор. На погонах у него две гигантские звезды, сразу и не поймешь — то ли прапорщик, то ли генерал-лейтенант. Я вытаскиваю из кармана две бумажки по сто баксов и по алчному блеску в глазах военнослужащего делаю вывод — все-таки прапор. Мы с ним быстро договариваемся. Через полчаса он выносит мне СВД (снайперская винтовка Драгунова) и две обоймы к ней.
Утром я занимаю позицию в пятистах метрах от намеченного места дуэли. Винтовка почищена, смазана, подготовлена к бою. Ложусь на землю, жду. Приехали они. Наглый, самоуверенный Дантес. Пушкин бледный, растерянный. Секунданты с ними. В оптический прицел вижу: у Сашки руки трясутся, пистолет антикварный дрожит. Стали они целиться и сходиться. Я загнал патрон в патронник. Калибр 7,62, не хер собачий. Впился я в винтовку, правильное положение телу придал, поправку на ветер выставил в оптике. Жду.
Из дряхлого пушкинского оружия дымок показался. Тут и я плавно, на выдохе, нажал на спусковой крючок. Дантес, как мешок с говном, упал в пожухлую траву. В оптику за Пушкиным наблюдаю. Сначала он не понимал ничего, потом вижу — пистолет бросил, руками машет и орет радостно:
— Ай да, Арканька, ай да сукин сын!
Так-то вот, Александр Сергеевич, я ведь снайпером в Советской Армии служил. Оперативный полк Внутренних войск. Так что живи Пушкин, пей водку, трахай своих и чужих баб, но главное пиши побольше, радуй трудящихся гениальными стихами.
Может, сон тот был и не таким стройным, но в голове у меня он сам собою сложился в такой вот рассказец (хоть в издательство неси).
Сон этот я пересказал жене. Она сделала недовольную гримасу и заметила:
— Дуэль у Пушкина с Дантесом, если мне не изменяет память, была зимой, а не осенью.
— Ну не знаю, во сне это происходило в октябре месяце, — слабо защищался я.
Тогда Инга посоветовала мне устроиться еще на одну работу, чтобы ерунда всякая не снилась.
— На ртутном заводе, я слышала, есть вакансии, — добавила она и пошла делать маникюр.
* * *
Суббота — святой для евреев день. Называется Шабат. Работать иудеям нельзя, поэтому автобусы не ходят и попасть в это время куда бы то ни было без собственной машины невозможно.
А сегодня как раз и есть субботнее утро. Скучно. Охота выпить. Водка у меня, конечно же, есть, со вчерашнего дня лежит в холодильнике, я заблаговременно ее купил, так как магазины в субботу не работают. Жара стоит чудовищная. Водка, вытащенная из рефрижератора, моментально становится теплой, пить ее неприятно. Я давно уже нашел оригинальный выход из этого затруднительного положения: в морозильной камере у меня постоянно лежит десяток стопок из толстого хрусталя. Какую водку ни наливай в замороженное стекло — она тут же становится холодной!
