Придя в себя, я обнаружил, что нахожусь в космосе. Плуто взял на себя труд объяснить Святому Бернару природу моей физической немощи (хотя почему-то не упомянул о своей роли в этой истории), и Святой Бернар настоял, чтобы в качестве компенсации мы составили им с Кли компанию в путешествии на Землю. Плуто и Жюли возражали, потому что были склонны к вагнерианству еще меньше, чем я, но наш Господин, как ни странно, не посчитался с их мнением. Итак, мы немедленно отправились ввосьмером (шесть любимцев и два Господина) и, не тратя времени даром, оказались на Земле. Утреннее солнце с необычайной интенсивностью искрилось в водах озера Верхнего, перед нашими взорами снова предстала маячившая вдали главная башня кафедрального собора Святого Джона.
Возможно ли, что мне не суждено снова наслаждаться простыми радостями того времени? Неужели я больше никогда-никогда не увижу Лебединое озеро и не буду влетать среди ставших привычными астероидов? Ну можно ли это изгнание называть моим свободным выбором! О Небеса, когда я вспоминаю вас – вот так, как сейчас, – такие ясные, такие желанные, я полностью лишаюсь силы воли; ее место целиком заполняет желание вернуться к вам. Ничто, ничто на Земле не может соперничать с вами. На этой планете слишком мало энергии, чтобы даже мечтать о неограниченных ресурсах под куполами удовольствий у Господ. Не может быть никакого сравнения!
Это был рай – и вот он потерян, совершенно потерян.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой происходит наихудшее
Едва ноги Жюли Дарлинг коснулись земли, ее охватило сентиментальное настроение и она стала умолять нашего Господина доставить нас на ферму Скунсов, где мы с ней впервые встретились. Я поддержал ее просьбу не столько из сентиментальности, сколько из необходимости избавиться от Святого Бернара (который каким-то образом решил, что оказался по соседству со Шварцвальдом). Наш Господин, как обычно, удовлетворил каприз.
Пока Крохотуля бегом обследовала темные заросли (в самых мельчайших деталях они выглядели не менее реалистичными, чем все, что можно было создать на астероидах с пульта управления), мы с Жюли, сидя на самой слабой Сворке, изумлялись изменениям, которые внесло время не только в нас самих (мы успели выйти из щенячьего возраста, достичь зрелости и теперь слушать восторженные возгласы нашего собственного милого щенка), но и во все, что нас окружало. Крыша сарая провалилась, в саду и на окрестных лугах укоренились и пышно разрослись молодые деревца. Жюли упивалась зрелищем этого упадка, как, должно быть, упивались молодые леди восемнадцатого века приводившимися в порядок руинами Готического Возрождения. Ее жажда возвращения в прошлое была так велика, что она принялась выклянчивать у нашего Господина освобождения от Сворки!
– Пожалуйста, – хныкала она, – только разочек. Быть здесь на Сворке для меня то же самое, что оказаться выпавшей из потока времени. Я хочу попробовать дикость на вкус.
Наш Господин делал вид, что не слышит.
– Очень-очень прошу, – заскулила она громче, хотя теперь ее голос больше походил на лай.
Голос, зазвучавший в моей голове (и в голове Жюли, конечно, тоже), стал утешать:
– Ну-ну, тихо. В чем дело, мои дорогие, мои милые, мои замечательные любимцы? Почему вам хочется освободиться от Сворки? Зачем? Ведь она такая слабенькая! Вы хотите превратиться в Дингов?
– Да! – ответила Жюли. – Именно сегодня, на всю вторую половину дня я хочу стать Динго.
Я был шокирован. Но, должен признать, и немного взволнован. Утекло так много воды с тех пор, как я обходился без Сворки, что эта примитивная мысль появилась и у меня. Всегда есть нездоровая жажда удовольствия натянуть на себя мундир врага, стать чем-то вроде двойного агента.
– Если я отпущу Сворку, вы лишитесь возможности позвать меня. Вам придется только ждать моего возвращения.
– Все будет в порядке, – уверяла его Жюли, – мы и шага не сделаем с фермы.
– Я вернусь утром, маленькие мои. Ждите меня.
– О, мы дождемся, – нараспев пообещали мы с Жюли, словно были его антифоном.
– Вот и я, – заявила о себе Крохотуля, которой по требованию матери пришлось прекратить обследование местности.
