В поднявшейся суете, в коротком переполохе Мэй Стромберг даже растянула щиколотку. Андерсон был не так глуп, чтобы ставить свой авторитет против примитивного, неприкрытого голода. Сам он не решался это есть, оно могло быть ядовитым, но чрезмерной осторожности ума противостояли телесные нужды. Если все потравятся, то какой смысл оставаться одному?
Это было вкусно.
Да, думал он, это, наверное, манна, их манна. Но даже тогда, когда сахаристое вещество медовыми пилюлями липло к языку, он все равно ненавидел Растения за то, что они притворялись друзьями и освободителями. За то, что эта отрава была такой вкусной.
Фонарь у его ног горел неестественно ярко. То, на чем он стоял, было довольно плотным, и он не проваливался, но это была отнюдь не скала. Андерсон вытащил перочинный нож, наклонился, соскреб немного спутанной волокнистой ваты и отрезал тонкий ломтик более плотного вещества. Оно было сочным и рассыпчатым, как картошка из Айдахо.
На вкус оно было более приятным и не так отдавало кислотой, как вата. Он понял, что не может остановиться, отрезал еще кусочек и все ел, ел и ел. Вокруг Андерсона, в темноте, куда не достигал свет фонаря, жители Тасселя (а был ли он еще на свете, тот Тассель, жителями которого их можно было назвать?) сопели и чавкали,
как свиньи у корыта. Они даже не давали себе труда отщипывать пищу аккуратными ломтиками, а просто набивали рот, давясь и кусая пальцы от жадности. Клочья мякоти липли к одежде и путались в волосах, повисали на ресницах и склеивали закрытые глаза.
Прямая фигура выступила из темноты. Это был Джереми Орвилл.
– Простите, – проговорил он, – за то, что я заварил эту кашу. Мне не надо было лезть со своими соображениями. Следовало бы подождать ваших распоряжений. Я не подумал.
– Ладно, все нормально, – успокоил его Андерсон, стоя с набитым ртом. – Это бы так и так случилось, ни от вас, ни от меня ничего не зависело. Орвилл сел рядом со стариком.
– Утром… – начал он.
– Утром? Я думаю, уже утро. – Наверняка они этого не знали и знать не могли. Время узнавали по оставшемуся в доме единственному уцелевшему будильнику, да паре наручных часов, которые для сохранности держали в ящике в общей комнате. Спасаясь от пожара, никто не подумал захватить их.
– Теперь, когда все сыты, надо дать им выспаться. Я имею в виду, что тогда вы сможете заставить их что-то делать. Эта битва проиграна, но война-то идет.
В голосе Орвилла звучал вежливый оптимизм. Но Андерсону показалось, что тон его слишком суров. То, что им удалось уцелеть после поражения и укрыться в этой обители, вовсе не означает, что о самом поражении можно тут же забыть. Действительно, только теперь, получив передышку, он начал осознавать масштабы катастрофы.
– Делать? Что делать? – спросил он, проглатывая последний кусок.
– Все, что вы скажете. Нужно изучить окрестности, разобраться, что к чему. Расчистить место, чтобы можно было жить здесь, внизу. Нужно снова добраться до главного корня и найти то, что мы туда сбросили. Вполне возможно, что скоро вы сможете отрядить лазутчиков посмотреть, нельзя ли выручить с пепелища хоть что-нибудь.
Андерсон не ответил. Он был мрачен. Приходилось признать, что Орвилл и тут прав. Так же мрачно он отдавал должное его выносливости. Лет двадцать назад он с тем же чувством отдавал должное своим противникам, которые в таверне «Рыжий Лис» дрались лучше, чем он. Конечно, он страшно выпендривается, рассуждал Андерсон, но надо сделать этому ублюдку скидку хотя бы за то, что он еще держится на ногах.
Странно, все тело старика напряглось, как перед дракой, как будто он попросту напился. Орвилл говорил о чем-то.
– Что вы сказали? – в его вопросе звучала скрытая угроза. Он надеялся, что Орвилл говорил что-нибудь такое, за что смело можно дать по роже этому самодовольному щенку.
– Я говорю, очень жаль, что так получилось с вашей женой, сочувствую вам. Я понимаю, почему она это сделала. Представляю себе, как вы переживаете.
У Андерсона разжались кулаки, а челюсть безвольно отвисла. Слезы подступили к глазам, они душили его, но он сдерживался, понимая, что нельзя дать им волю. Сейчас он не должен проявлять ни малейшей слабости.
