– Или как те, что я испытываю к дракам на ринге, – поддакнул я.
– Или к лицезрению чего угодно, – заключил Папа, – что вызывает отвращение у эстета. Они просто не в состоянии видеть что-то безобразное.
Некоторое время мы помолчали, размышляя над этим. Все, кроме Бруно.
– Дай срок, Деннис. Ты еще полюбишь драку. Келли нынче был просто не в форме, вот и все.
Я не успел ответить ему, потому что лимузин въехал по бетонному пандусу в ярко освещенный гараж.
– Больница, – доложил Бруно.
К нам подошел мужчина в белом халате.
– Все готово, мистер Уайт. Мы приступили к работе, как только получили ваш приказ по телефону.
– Радиоинженеры тоже здесь?
– Они уже работают с нашими технарями. А мисс Шварцкопф сказала, что подключит к этому делу и своего мужа.
Жуткое зарево внезапно воспламенило ночное небо за окнами гаража.
– Господа! – закричал я в ужасе.
– Проклятые бомбы! – воскликнул Папа. – Я совсем позабыл о них. Деннис, иди с доктором и делай, что он велит. Я должен связаться со штаб-квартирой КРС, чтобы прекратить бомбардировку.
– Куда они пытаются попасть?
– Пробуют хотя бы одной угодить в пояс Ван Аллена. Я не смог убедить их, что ничего хорошего из этого не выйдет. В одна тысяча семьдесят втором году уже пробовали, но ничего не получилось. Это отчаяние, но лучшего плана у меня не было. Сейчас же просто гибельно взрывать бомбу в поясе Ван Аллена, потому что это нарушит радиосвязь, а она нам понадобится. Бруно, Жюли, подождите меня в машине.
Целая бригада докторов повела меня по длинным, окрашенным белой эмалью коридорам. Мы вошли в помещение, битком набитое сложным электронным и хирургическим оборудованием. Главный врач велел уложить меня на неудобные металлические нары. Когда я улегся, с каждой стороны моей головы прикрепили по стальной полосе. Доктор закрыл резиновой маской мне рот и нос.
– Дышите глубже, – сказал он.
Анестезия сработала быстро.
Когда я очнулся, Папа кричал на докторов:
– Вы прибегли к анестезии? У нас нет времени на подобную изысканность.
– Установка электродов – очень тонкая операция. Он может очнуться в любой момент.
– Он уже очнулся, – сказал я.
Доктор метнулся ко мне.
– Не крутите головой, – предостерег он.
Скорее всего, как мне показалось, не было никакой необходимости зажимать мою голову стальными тисками, правда, теперь я находился в сидячем положении.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Папа.
– Каким-то жалким.
– Это прекрасно. Теперь слушай: машина позади тебя… – («Не оборачивайтесь», – вмешался доктор), – это электроэнцефалограф. Он записывает токи мозга.
Доктор снова его прервал:
– Электроды установлены в шести разных зонах. Я пытался объяснить вашему отцу, что мы точно не знаем, где именно находятся центры восприятий эстетической природы. Мы, например, не знаем, какова взаимосвязь между удовольствием и чувством прекрасного. Пока проведено слишком мало исследований. Поскольку…
– Потом, доктор, потом. Сейчас, Деннис, я хочу, чтобы ты страдал. В действительности должен страдать Белый Клык. Белый Клык будет захлебываться страданием. Я уже организовал несколько подходящих мероприятий, но скажи мне прямо сейчас, если, конечно, знаешь, что тебе особенно отвратительно, чтобы мы могли это устроить. Какую-нибудь маленькую фобию, сугубо твою.
– Объясни, пожалуйста, все толком, – о чем речь?
– Твоя энцефалограмма будет передаваться всеми радиостанциями города. Ее запись будет транслироваться и с амплитудной, и с частотной модуляциями. Каждая радиостанция страны, все радиостанции мира будут принимать и ретранслировать эту передачу. Завтра ночью мы дадим Господам концерт, подобного которому они прежде не слыхивали.
Человек в рабочей одежде внес грифельную доску и подал ее Папе.
– Доктор, у вас ногти получше моих. Поскребите по этой доске.
Возник невыносимый скрежет, который доктор не прекращал добрую минуту.
– Как выглядит запись? – спросил Папа.
– Наибольшие ответные реакции в сенсорных зонах. Но в известной степени и в остальных, особенно первые двадцать секунд.
– Ну, есть еще масса подобных удовольствий. Посмотри эти картинки, Деннис. Приглядись к деталям.
