– Но это их вина, майор; я заранее прошу извинить меня. Мы отправляем партии из нескольких сотен мужчин на уборку урожая в соседние фермерские хозяйства. На дворе август, еда гниет на корню. Урожай поедают птицы, но эти чертовы любимцы так ленивы, что не желают шевельнуть рукой, чтобы набить собственный рот.
Хотя это не заслуживало никакого доверия, я решил для себя обязательно проконсультироваться с менее заинтересованным авторитетом – если, конечно, будет время.
Время – с ним было хуже всего! Хотя я чувствовал себя обязанным выжать все возможное из своей лжи и во что бы то ни стало использовать неограниченную власть на улучшение условий жизни и (если удастся) освобождение этих тринадцати тысяч любимцев, у меня не было сомнения, что каждый новый час, проведенный с Фрэнглом, делал мое разоблачение все более неизбежным. Маска с меня сползала и сползала…
Но если я смогу освободить их этой же ночью, то не только окажу услугу пленникам, но и сам смогу исчезнуть, потому что такое громадное количество беглецов сыграет роль дымовой завесы.
– Я намерен осмотреть все десять блоков, капитан, но вам незачем сопровождать меня. Просто оставьте мне ключи. И те, которыми запирают блоки, и от всех камер.
– Это невозможно, майор. Мы не пользуемся ключами. Все замки электрические. Их нельзя сломать, вы ведь знаете… электричество!
Он, казалось, вкладывал какой-то особенный смысл в это заявление, и я глубокомысленно кивнул. Получив одобрение, капитан продолжал:
– Электричество – самый могущественный слуга человека. Оно – открытая дверь в завтра. Это еще одна лампа Аладдина. Я люблю электричество, и электричество любит меня.
– Замечательно. Я тоже его люблю. Но кто здесь электрик – человек, который может открывать двери? Я хочу закончить инспекцию с ним.
– У нас нет электрика – в прямом смысле. Есть унтер-офицер Палмино – он у нас делает подобные вещи, на любительском уровне. В нем самом нет ничего изысканного, понимаете, но все это он поддерживает в рабочем состоянии.
– Позвольте мне взглянуть на щит управления замками камер и пришлите сюда Палмино. А сами тем временем приведите в порядок вашу бухгалтерию.
Фрэнгл сжал мою руку в безмолвной признательности. У него не было нужды в речах – он просто сунул мне пять стодолларовых банкнот. Я положил взятку в карман, и глаза капитана Фрэнгла наполнились слезами.
У человека, который вошел в радиобудку, были темные волосы, но такие грязные и засаленные, что голова выглядела деталью какой-то машины. Смуглая кожа лица была изуродована десятилетиями не оставлявших его в покое прыщей, а узкие глаза, увеличенные толстыми стеклами очков, поблескивали гнойными выделениями. Он был небольшого роста, чрезмерно тучен; пропорции его тела наводили на мысль об уродстве. Короче говоря, он в точности соответствовал моему представлению о настоящем Динго.
Этот Динго щеголевато отдал честь:
– Майор Джонс? Унтер-офицер Палмино прибыл по вашему приказанию, сэр.
Я изобразил то, что, по моему мнению, должно было выглядеть ответным приветствием, но побоялся отвечать. Как офицер должен обращаться к унтер-офицеру? Существует масса неведомых мне уставных правил. Я докопался лишь до малой их толики, по кусочкам собирая воедино опыт общения с Фрэнглом и смутно всплывавшие в памяти романы о военных и фильмы фон Штрохейма. Маска сползала…
– Хорошо, Палмино, – ответил я наконец, отворачиваясь от него и пытаясь продемонстрировать рассеянность. – Я хочу, чтобы были открыты все тюремные блоки. А затем и сами камеры. Для проверки. Немедленно. – Не оборачиваясь, я направился к выходу.
– Боюсь, это невозможно, майор Джонс. Они открываются поочередно. Такова СОП. – Затем, словно насмехаясь, он добавил: – Стандартная операционная процедура, вы ведь знаете.
– Мои приказы выше стандартных процедур, Палмино. Вы должны подчиняться моим приказам.
Динго громко рассмеялся:
– Я так не думаю, сэр. Насколько я могу судить, сэр, подчиняться придется вам. – Палмино вытащил пистолет из ящика стола и направил его концом с дыркой на меня.
Не осталось сомнения – занавес опустился. Маски больше нет.
