— Так что же, ваш супруг там?
— Да. Я не могу отсюда никуда уйти, понимаете? Переведите им: у него всё — и деньги, и паспорта. Он знает — я его здесь жду (Сольвейг: «Лето пройдет, и зима пролетит…»).
— Только не волнуйтесь. Мы все сделаем, что в наших силах. — А камеры тем временем щелк-щелк. — Ваш муж будет освобожден… а сейчас пойдемте отсюда.
— Освобожден?! — Уже было готовая дать себя увести, доверившись родному языку, который, как известно, в трудную минуту один мне опора, Рая встала как вкопанная. — А что? Что случилось? Я вообще ничего не понимаю!
Она-то думала: ну, просто авария, всех спускают, очередь до Юры не дошла… И мурашки забегали по спине, а в других местах тоже — словно тоже на букву «м», — и плюс в глазах зарябило.
— Ну ка-а-к же… — У посольского в голосе даже укор. — Наших туристов террористы захватили. Взяли заложниками…
— Это ООП? — вскричала Рая грозно — точно была под стенами Иерихона.
— ООП-то тут при чем… дура (чуть не сказал). Лига защиты евреев!
— А ей-то чего захватывать наших туристов? Пусть советских захватывают.
Никакой неловкости не произошло. Как некоторым бывает неведомо чувство страха, так некоторым бывает неведомо чувство неловкости. Оба поняли свою ошибку. Раю свели с другим официальным лицом, из другого посольства, он тоже поспешил на место происшествия — такого неприятного происшествия. К счастью, этот господин — какой-нибудь Гуревич, ставший Бен-Гуром, — в состоянии был проскрипеть своим идишским голосом что-то «по-хусску».
— Мы вас (ми вас) сейчас увезем отсюда. Будет лучше, если мы побеседуем с вами прежде, чем вас будет допрашивать французская полиция.
— А чего им? Ведь все в порядке. Юре они ничего не станут делать, он же свой. Покажет паспорт… или, думаете, они ему не поверят?
Израильский чиновник понял, что перед ним дура, и не стал дальше разговаривать.
Постепенно становились известны подробности того, что произошло. Свидетели, в том числе непосредственные свидетели, рассказывали: вдруг раздалась ужасная автоматная очередь поверх голов. Когда дым рассеялся, мы увидели вооруженных людей, в руках у одного была граната и револьвер, остальные — всего их было, по утверждению большинства, четверо — держали автоматы. «Узи», уточнило несколько человек. Они были в таких, ну, как тюбетейки… («Кипах?» — «Вот-вот»), в одинаковых куртках цвета хаки, между собой говорили на иврите — один из свидетельствовавших когда-то учил иврит и сразу узнал его. Да и кто, как не они, до этого громко пели израильские песни — «Хава нагилу» и другие. Это носило вызывающий характер (теперь все с этим согласились). Себе в жертву террористы избрали туристок из России. Да, по преимуществу женщин — последние выделялись своим обликом. Многие вначале подумали, что, может быть, они из Польши, но потом-то точно выяснилось — из России. Я когда еще этих русских женщин приметила (сказала одна), они так комически выглядели, бедные.
Террорист, владевший французским, выкрикнул: «Лес партир мон пёпль!» Три других выкрикивали: «Лет май пипл гоу!» Затем двое, при всеобщем и полном смятении, быстро сбежали по лесенкам с двух противоположных углов площадки и заняли позицию у лифта. А говоривший по-французски зачитал:
«Мы, члены боевой еврейской организации „Тэша бе-ав“ с оружием в руках выступили в защиту наших угнетенных братьев в Советском Союзе. Мы не позволим в новом египетском плену удерживать миллионы сынов Израилевых вопреки священному их желанию — созидать вместе со своим народом Третий Храм. Отныне ни фараон, ни его подданные нигде не будут чувствовать себя в безопасности.
Мы требуем от Москвы немедленно прекратить антиеврейский террор!
Мы требуем от Москвы немедленного возвращения из Сибири наших братьев и сестер!
Мы требуем для советских евреев права на свободную репатриацию!
Советское правительство должно в кратчайший срок вступить с нами в переговоры по этому и другим вопросам. В случае невыполнения наших законных требований, начиная с шести часов вечера по местному времени, каждый час мы будем сбрасывать с Эйфелевой башни по одному заложнику».
