– Ладно, давайте посмотрим в этот номер, – сказал я.
– Да-да! – засмеялся Прабакер.
– Ну давайте, – согласились канадцы, вздыхая и улыбаясь.
– В конце коридора, – улыбнулся Ананд в ответ, снимая ключ от номера с крючка и кладя его передо мной на конторку вместе с прикрепленным к нему тяжелым латунным номерком. – Последняя комната справа, дружище.
Это была большая комната с тремя кроватями, накрытыми покрывалами, одним окном с видом на море и еще несколькими, выходившими на шумную улицу. При взгляде на крашеные стены, каждая из которых резала глаз своим оттенком зеленого, начинала болеть голова. По углам краска отстала от стен и свисала, закручиваясь спиралью. Потолок был в паутине трещин. Бетонный пол, с уклоном в сторону уличных окон, был неровным и волнистым, на нем выступали бугорки непонятного происхождения. Меблировка состояла, помимо кроватей, из трех маленьких пристенных столиков клееной фанеры и обшарпанного туалетного столика с потрескавшимся зеркалом. Наши предшественники оставили на память о себе оплывшую свечу в бутылке из-под ирландского крем-ликера «Бейлис», вырезанную из календаря и прикрепленную скотчем к стене репродукцию, изображавшую неаполитанскую уличную сценку, и два жалких полуспущенных воздушных шарика, привязанные к решетке вентиляционного отверстия. Интерьер побуждал постояльцев увековечивать на стенах, подобно заключенным тюремной камеры, свои имена и пожелания.
– Я беру номер, – решился я.
– Да! – воскликнул Прабакер и тут же кинулся обратно в холл.
Мои попутчики посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– С этим чудаком бесполезно спорить. Он чокнутый, – заявил высокий.
– Да уж, – хмыкнул низкий и, наклонившись, понюхал простыни на одной из кроватей и осторожно сел на нее.
Прабакер вернулся вместе с Анандом, державшим в руках толстую книгу записи постояльцев. Пока мы по очереди вносили в нее сведения о себе, Ананд проверил наши паспорта. Я уплатил за неделю вперед. Ананд вернул паспорта канадцам, а моим стал задумчиво похлопывать себя по щеке.
– Новая Зеландия? – проговорил он.
– Да, и что? – Я нахмурился, гадая, что он мог углядеть или почувствовать.
После того как я по собственному почину сократил двадцатилетний срок своего заключения, Австралия объявила меня в розыск и мое имя числилось в Интерполе среди беглецов. «Что ему известно? – подумал я. – К чему он клонит?»
– Хм… Ну, ладно. Новая Зеландия так Новая Зеландия. Возможно, вы захотите что-нибудь покурить, выпить пива или виски, разменять деньги, нанять девушек, провести время в хорошей компании. Если вам понадобится что-нибудь, скажете мне, нa?[4]
Он вернул мне паспорт и, бросив грозный взгляд на Прабакера, покинул комнату. Стоявший у дверей гид отшатнулся от него, съежившись и одновременно счастливо улыбаясь.
– Большой человек, замечательный менеджер, – выпалил он после ухода Ананда.
– Прабакер, у вас здесь часто останавливаются новозеландцы?
– Не очень часто, мистер Линдсей. Но они все очень замечательные личности. Смеются, курят, пьют, ночью занимаются сексом с женщинами, а потом опять смеются, курят и пьют.
– Угу. Ты, случайно, не знаешь, где я мог бы достать немного гашиша, Прабакер?
– Я не знаю?! Я могу достать одну толу[5], один килограмм, десять килограммов, и я даже знаю, где целый склад гашиша.
– Целый склад мне не нужен. Я просто хочу покурить.
– Так случается, что у меня в кармане есть одна тола, десять граммов лучшего афганского чараса[6]. Ты хочешь купить?
– За сколько?
– Двести рупий, – предложил он с надеждой в голосе.
Я подозревал, что он завысил цену по крайней мере вдвое, но даже при этом двести рупий – около двенадцати американских долларов по тогдашнему курсу – составляли одну десятую того, что запрашивали в Австралии. Я дал ему папиросную бумагу и пачку табака:
– Хорошо. Сверни цигарку, я попробую. Если мне понравится гашиш, я куплю.
Мои сокамерники растянулись на двух параллельных кроватях и, когда Прабакер вытащил из кармана порцию гашиша, посмотрели друг на друга с одинаковым выражением, приподняв брови и поджав губы. Они завороженно и боязливо наблюдали за тем, как маленький индиец, встав на колени у туалетного столика, сворачивает самокрутку на его пыльной поверхности.
