И, не в силах справиться с неумолимым притяжением – притяжением ее шелковистой кожи, вкуса ее губ, ее женского аромата, – он целовал ее еще и еще, каждым движением языка выражая то, к чему стремилась его плоть.
Либби испустила стон. Руки ее все крепче обвивались вокруг шеи Джейка, пальцы без остановки гладили его волосы. Джейк попробовал не наваливаться на нее всем своим весом, но на узкой кушетке это было невозможно.
– Либби, радость моя, где у тебя тут кровать?
Она лишь затрясла головой и, когда он вновь принялся покрывать поцелуями ее подбородок и шею, слабо запротестовала:
– Ах, Джейк, нет… прошу вас…
Джейк, нет, прошу вас. И это в ту минуту, когда голод, так долго остававшийся неутоленным, лишил Джейка рассудка. Не такие слова он хотел услышать, не таких слов он ждал.
Но, может быть, именно они были ему сейчас необходимы. Он неловко скатился с кушетки, стукнувшись коленом об пол, потом поднялся и сел рядом с Либби, прерывисто и громко дыша. Когда она, повернувшись на бок, коснулась его бедра, он с трудом удержался от желания оттолкнуть ее. Вместо этого он протянул руку и грубовато похлопал ее по плечу.
Хорошо, пусть не ее вина в том, что нервы его натянуты, как кожа на барабане, а сердце колотится, как отбойный молоток. Но, черт побери, он слишком стар для того, чтобы страсть его рвала на клочки! Больше двадцати лет прошло с тех пор, как он начал заниматься этими делами, а прекратить оказалось куда труднее, чем начать.
Либби лежала на боку, подперев кулаками подбородок, невидящим взглядом уставившись в пожухлый букет осенних листьев, который ей вчера подарил Дэвид.
Она чувствовала себя безвольной и поникшей, словно веревка с мокрым бельем в дождливый зимний понедельник. Да уж, зрелая, опытная женщина тридцати восьми лет от роду могла бы вести себя поизящнее, даже если ее отвергли.
Но ведь Джейк ее вовсе не отвергал, напомнила она себе. Напротив, она его отвергла. Хотя бы на это у нее хватило ума – снова влюбляться ей совершенно ни к чему.
И все же она догадывалась – ей от этого не спастись.
– С вами все в порядке? – спросил Джейк.
Либби кивнула, потом, сообразив, что он не смотрит в ее сторону, вслух произнесла – да, все в порядке. Если ты в это веришь, ты глупее, чем я сама, добавила она про себя.
Она уселась на кушетке и принялась застегивать пуговицы. Джейк сидел рядом, уронив голову на руки. Дыхание его, все еще громкое, почти выровнялось. Либби пыталась не смотреть на него; с тем же успехом можно не смотреть на снежный обвал. Когда, наконец, поймешь, что происходит, лавина накроет тебя, и спасения уже нет.
С годами Либби научилась владеть собой. Она пригладила волосы, завязала поясок халата и принялась придумывать какую-нибудь сокрушительно умную реплику.
Сказать бы хоть что-нибудь более-менее связное. Почему-то Либби вспомнился ее первый поцелуй. Это произошло в ее первый год в Вест-Форсит, в четверг, сразу после перерыва на ленч. Мак Шоу, школьный паяц, нагнал ее в коридоре. Он не говорил ни слова, даже не глядел на нее, и Либби сделала вид, что его не замечает. Она прекрасно знала, что стоит его зацепить, как он тут же отпустит одну из своих издевательских острот.
Внезапно Мак прижал ее к стене и коснулся ее рта своими сухими, жесткими губами. Ошарашенная, она еще и не успела пошевелиться, а он уже бежал по коридору и что есть мочи орал: «Я ее чмокнул! Парни, вы мне теперь должны пять баксов, давайте, гоните деньги!»
Кто придумал, что со временем воспоминания перестают причинять боль?
Проклятье, что же полагается говорить в подобных случаях? Надо бы перечитать «Космо».
– Может, чашечку кофе?
– Нет, спасибо. Либби, поверьте, я пришел к вам вовсе не за этим. Не затем, чтобы соблазнить вас.
– Я этого и не думала, – строго ответила она.
Либби не кривила душой. Он ведь и виду не показывал, что ее сорокалетние чары не оставили его равнодушным. Она еще могла предположить, что ему приятно ее общество, но чтобы он ее захотел…
Но, с другой стороны, он здесь… опять. И если его влечет не ее тело, то, что же? Ее искрометная беседа? Ее имбирные человечки?
