Не знаю, как обстоят дела там, куда я следую, но, коль скоро речь об этом зашла, скажу, что в горной стране многожёнство не принято и в некоторых областях влечёт за собой суровое наказание, однако на императора это правило не распространяется: ему разрешается иметь двух жён. Этот обычай, насколько я знаю из хроник, пошёл не сразу. Первым, кто при живой супруге женился повторно, стал государь Триумфатор, пятый правитель страны. Он долго не решался, но сановник Ли Минь (впоследствии старший министр-блюститель нравов) очень своевременно подал «нижайшее прошение», в котором умолял императора «привести земное в соответствие с небесным». «Государь, — писал он, — подобен солнцу, затмевающему собой все прочие светила. Но солнце в его пути по небосклону сопровождают две луны: Нефритовая и Лазурная. Сколь тоскливо было бы небо без любой из них!» Прошение пришлось Триумфатору по душе, и он великодушно его удовлетворил.
Жёны императоров зачастую происходили из именитых чиновничьих фамилий, но бывало и обратное: умная и энергичная девица из незнатной семьи приводила свою родню к вершинам почёта и государственной власти, как это сейчас происходило и с Шэнами. Иногда правители осознанно потворствовали такой семейственности, желая создать противовес существующей знати, а порой императрицы происходили из двух враждующих родов, что, разумеется, имело для страны самые серьёзные последствия. При том же Триумфаторе итогом столичных усобиц стал подъём преступных тайных обществ, чья мятежные идеи неизменно облекались в мистическую форму. Наиболее значимым из них стало «Течение девяти принципов», о котором ещё будет повод рассказать подробнее. В те времена из-за него полыхал весь северо-восток, и отпавшие области пришлось пришивать к стране железом и кровью. А полторы сотни лет назад из-за борьбы за влияние в Тайцзине от государства отложилась южная область Чу (причины, правда, были несколько иные, но и здесь не обошлось без интриг на женской половине Запретного города), и вернуть её так и не удалось.
Иллюстрацией того, как проходили беседы по пути в Сяоянь, может послужить следующий эпизод. Когда мы прибыли в Бэйлун, нас любезно пригласил в своё загородное поместье господин Лю Эрфань, известный меценат и коллекционер музыкальных инструментов. Узнав, что в составе делегации идёт инспектор Чжэн, также бэйлунец и превосходный игрок на цитре, Лю после ужина попросил его показать своё мастерство и велел слугам принести семиструнную цитру Юйцинь, сделанную сто лет назад по распоряжению государя Юного. Для дек тогда выбрали древнейший кипарис, росший на юэском склоне ещё с Золотого века. Дерево сушили в течение пятнадцати лет, затем деки в тридцать слоёв покрыли лаком, который богато украсили резьбой и искусной нефритовой инкрустацией. Лучшие поставщики шёлка состязались за право поднести дворцовым мастерам семь тонких шёлковых струн. Царственный заказчик не дожил до окончания работ, но получилось настоящее музыкальное сокровище. Отказаться от столь почётного приглашения было невозможно, и Чжэн, сев за инструмент, исполнил третью часть пьесы «Знамения осени», написанной на стихи Пао-цзы. Сами стихи не звучали, но вот этот фрагмент:
Знаю я, отчего и как происходит это,
Знаю я, что на сотни лет сведены таблицы,
Но когда среди дня не видно дневного света,
Сердце сковано ужасом и прекращает биться.
Вижу, в небе крылатый змей пролетает тенью,
И проносится грозный рёв от земли так близко.
Знаю: это продлится считанные мгновенья,
И опять засияет лик золотого диска.
Но сегодня тоска сильнее надежду застит:
Закрывает светило жестокая тень луны,
Осыпается мир листвой над белёсой пастью,
И мне кажется, будто часы его сочтены.
— Замечательно, — похвалил кто-то, когда мелодия закончилась, — но всё-таки был один недочёт.
— Неужели я где-то ошибся? — спросил уязвлённый Чжэн.
— Нет, сыграно безупречно, но исполнять это надлежало не на Нефритовой цитре, а на Лазурной.
— Такой у меня нет, — посетовал Лю Эрфань, понимающий, о чём разговор.
— Говорят, она появилась в столице, и министр Вэнь уже поплатился за отсутствие музыкального слуха.
