– Все, иду по следу, конец связи, – по-военному доложил Прохоров.
Ленский бросил трубку на широкую кровать.
– Ты что, в самом деле Лию пистолетом пугал?
– Она, как и вы, человек неглупый, мы обо всем Договорились, она позвонила вам через два часа после моего ухода.
– Кофе она вас угостила?
– Непременно, кофе она хороший варит.
– Отвратный, – сообщил Ленский.
– На вкус и цвет товарищей нет.
Ленский слушал Глеба внимательно, не особо вникая в детали. Он был человеком деловым, схватывал все на лету и придерживался лишь основного направления.
– Вы правы, – наконец пришлось признать ему, – Кривошеев жив, и я не удивлюсь, если Юшкевич сообщит мне завтра, что я арестован, потому что миллионов двадцать может не дойти до государственной казны, и самое гнусное, что ни вы, ни я ничего не сможем доказать. И еще скверно то, что перед арестом мне придется выложить эти самые двадцать миллионов, украденные Кривошеевым. Как говорят на зоне, веером растопырив пальцы: “За мои же сухари и я же пидар”.
Глеб рассмеялся, этой тюремной шутки он не знал, но она пришлась как нельзя к месту.
– Если мы не найдем Кривошеева, то за ваши сухари вас же и опустят.
– Сплюнь, – сказал Ленский. – Надеюсь, ничего, что я перешел на ты?
– Оно, может, и ничего, я могу исчезнуть в любой момент, а ты, Спартак Иванович, – человек видный, даже на Гибралтаре не спрячешься.
– Все деньги.., все они проклятые. Не поверишь, но все самые большие неприятности, случавшиеся со мной, были именно из-за денег, а самые счастливые годы я провел в должности завлаба. И водка по три шестьдесят две была вкусной, и килька в банках – куда вкуснее осетрины с семгой. Что ты посоветуешь сделать?
– Самый дельный совет, который я могу дать, – это оставить меня в покое, и генерала Потапчука тоже, – сказал Глеб. – Не тратьте попусту время и силы.
– Я человек немстительный, хотя неприятностей из-за тебя у меня уже полные карманы.
– Не из-за меня, – уточнил Глеб, – из-за денег.
Ленский подался вперед:
– Согласен, послушай, переходи работать ко мне. Хочешь, начальником охраны вместо Прохорова поставлю?
– Спартак Иванович, ты столько заплатить не сможешь.
И двое мужчин рассмеялись, каждый понял иронию другого.
– Хорошо тебе, – Ленский сглотнул слюну, – заляжешь на дно, а мне пропадать.
– Ты можешь что угодно рассказывать, – произнес Сиверов, – но судьба Кривошеева тебя мало волнует. Тебе самому выплыть надо.
Спартак Иванович с охотой согласился.
– К альтруистам и филантропам я не отношусь. Мне действительно надо свою шкуру спасать. А то, что ты рассказал, – единственный козырь. Урод Кривошеев мне всю жизнь испортил. Такой прокол со мной случается впервые. Лишь бы он украл по-божески. Если же у него в мозгах закоротит и он сопрет неподъемную для меня сумму, я пропал.
– Поднимай, Спартак Иванович, всех, кого можешь, всех, кто способен тебя спасти. С Прохоровым через полчаса свяжешься. Не хочу с ним по дороге встретиться. Человек от злости глупостей наделать может.
– Понимаю, ты не за себя беспокоишься, а за него.
Глеб преспокойно покинул загородную резиденцию Ленского. Олигарх в халате вышел проводить его до двери. Охранник уже пришел в себя и с удивлением созерцал хозяина и ночного гостя, мирно прощающихся в полумраке холла.
– Второй – в кустах за углом, – сообщил Сиверов.
Ленский махнул рукой.
Он вернулся в спальню, взял сотовый телефон и всмотрелся в него, как всматриваются в чудотворную икону, которая вот-вот готова замироточить. Нажатием одной клавиши он соединился с Юшкевичем. Тот взял трубку после второго гудка и заспанным голосом сообщил:
– Юшкевич слушает.
– Это Ленский.
– Ты думаешь, я бы ответил кому-то другому?
– Положим, президенту ответил бы. Дело государственной важности, – сказал Ленский.
– По телефону государственные дела не решаются, – вяло ответил Юшкевич.
– Приходится пользоваться телефонным правом. Я прямо сейчас к тебе еду. Только пиджак надену.
– Галстук не забудь, – зло отозвался Юшкевич. – Что стряслось, можешь сказать?
– Могу: Кривошеев жив.
– Ты с ума сошел?! Его же похоронили. “Восставший из ада”, часть третья?
– Хуже. Он может наши деньги… – и Ленский выругался матом.