– Спартак, не может этого быть. А тебе не почудилось?
– Вот те крест святой, – отвечал Ленский, – он сказал – шестьдесят тысяч.
– А если не дадим? – спросил Данилов.
– Тогда он все при Юшкевиче выложит.
– Да, – покачал головой Данилов, – шестьдесят штук – это не проблема, когда разговор идет о больших деньгах, но не кажется ли тебе, Спартак, что это подстава?
– Слишком мелко и для нас, и для него, – тут же отозвался Ленский.
– И глупо, – подтвердил Данилов, хотя секундой раньше говорил совсем противоположное.
– В конце концов, не сами же мы будем ему деньги из рук в руки передавать. Он не дурак, чтобы на это рассчитывать.
– Не нравится мне все это.
– А мне, думаешь, нравится с деньгами расставаться. – горько усмехнулся Ленский.
– Сколько лет жили, не тужили, с властью дружили. Теперь, когда своих людей в верха провели, думал, покой настанет.
– В этой стране никогда покоя не будет; если у тебя лишний доллар в кармане есть, его обязательно кто-нибудь вытащит.
– Придется дать, – подытожил Ленский, – потому как пятьсот миллионов – значительно больше, чем шестьдесят тысяч.
– Это все из-за диска, который Прохоров так глупо упустил.
– Прохоров не виноват, с любым такое могло случиться.
– Не денег жалко, рисковать не хочется. Посмотрим, как он поведет себя в разговоре с Юшкевичем.
– Я должен дать ответ еще до разговора.
– Скажи, что согласен.
– Я всего лишь хотел получить подтверждение, что действую правильно. Через полчаса вчетвером соберемся в зале.
– Вы опасный человек, – Лия положила руку на блестящий поручень, достаточно близко, чтобы мужчина мог пожелать положить свою ладонь поверх ее.
– Вы любите играть на опережение, поэтому я скажу, что намек понял, но повременю.
Лия отдернула руку от металла, словно тот был раскаленным. В ее взгляде читалась обида, но тут же улыбка тронула ее губы.
– Плохо быть умной.
– Я понимаю, труднее получать удовольствие.
– То, что вы делаете и говорите, граничит с хамством, но почему-то мне это нравится.
– Я привык делать только то, что мне нравится, – прошептал Сиверов прямо ей в ухо.
– Вы, как и я, не любите условностей, они скучны.
– Скучны не сами условности, а люди, соблюдающие их. Где здесь может располагаться комната для переговоров?
– Вы бы хоть для приличия сказали, что я вам понравилась.
– Если бы вы мне не понравились, я бы к вам не подошел.
– У нас еще двадцать минут, – глядя в глаза Глебу, произнесла Лия. Она взяла его за руку.
– Так выглядит убедительнее: будто мы идем целоваться.
– Вы их ненавидите достаточно сильно.
– Я уже не умею ненавидеть, нельзя, ненавидеть то, чем живешь.
Глеб и Лия прошли вдоль борта по узкому проходу между надстройкой и поручнями. Двое охранников стояли около двери, ведущей в надстройку.
– Тут есть место, где никто не будет на нас смотреть? – с упреком спросила у охранника Лия.
Тот лишь пожал плечами, сохранив бесстрастное выражение на лице. Служба приучила его относиться к гостям с уважением и при этом безукоснительно выполнять распоряжения Прохорова.
– На теплоходе мы никому не помешаем, – бросил Слепой.
Он вел себя довольно развязно и нагло, как и подобало высокопоставленному гостю, который может брать что пожелает и требовать чего захочет.
Глеб и Лия стояли в узком проходе между надстройкой и поручнями. Основное веселье шло на носу корабля. На корме стояло лишь несколько пар. Лия чуть заметно кивнула головой. Глеб скосил глаза.
За открытым иллюминатором виднелась большая каюта с овальным столом для переговоров. Стол был рассчитан человек на двенадцать, но теперь вокруг него стояло лишь четыре кресла, У стены под написанным маслом пейзажем Подмосковья примостился столик с выпивкой и легкой закуской. Сомнений не оставалось. Именно здесь должны пройти переговоры между олигархами, Юшкевичем и, как выяснялось теперь, Кривошеевым. Переговоры неофициальные. Если бы все делалось открыто, они прошли бы в администрации президента или в одном из многочисленных офисов холдинга, принадлежавшего олигархам.
– Не знаю, кто вы на самом деле, – произнесла женщина, – но человек вы рискованный.
– Я это слышу далеко не в первый раз, – улыбнулся Сиверов.
