3.
"Надеюсь, что теперь, после демонстрации реального агрегата, - сказал начальник бюро, - всем понятно, чем мы займемся под руководством доктора Арензона. Прежде, чем Морди расскажет, как он видит реализацию нового применения шагаек, я прошу вас, мар Дизи, поставить проблему с точки зрения особенностей нашего сельского хозяйства."
На экранах компьютеров, где только что прошел видеофильм об устройстве и движении реальной шагайки, появился пожилой человек, которого в любой стране и среди любого народа можно было принять только за крестьянина-земледельца.
"При нашем достаточно влажном климате, - начал он на фоне раскисших полей и буксующих колесных тракторов, - основной проблемой своевременной уборки урожая, как и прочих полевых работ, является распутица. Применение здесь колесных или гусеничных машин приводит к порче почвы, а потому в стране преобладают мелкие фермерские хозяйства и гужевая тяга. Как известно, копыта лошадей и быков не только не разрушают культурный слой, но и дренируют его. При всей нашей информационной обеспеченности, мы не нашли в параллельном мире ничего, что позволило бы нам отказаться от этого дедовского способа, учитывая ограниченность наших угодий и относительно хорошую урожайность. В то же время, мы располагаем обширными целинными землями на границе нашей республики, не говоря о безграничных просторах в мире диком, куда нам никто не мешает расширить нашу республику. Да, сегодня пребывание там человека небезопасно. Но если удастся освоить шагающие роботы, то вся картина нашей продовольственнойполитики кардинально меняется. Прошу вас, Морди..."
На экранах началось торжество компьютерной графики, сделанной специалистами с моих слов. Шагающие трактора, не знающие технических ограничений по тяге и пробуксовки на любых почвах, способные двигаться в автоматическом режиме по прямой линии и совершать запрограммированные маневры с точностью до сантиметра, вспахивали плугами с разравниванием сразу же огромными боронами целинные пространства, компенсируя малую скорость обширными навесными приспособлениями. На фоне дождей и распутицы, когда колесная техника покорно ждала "погоды", шагающий комбайн с цикличностью станка курсировал по полям, скашивал, высушивал, молотил, ссыпал готовые продукты в контейнеры шагающих грузовых машин, строго по программе подходивших к заполненным комбайнам. Грузовики шагали по раскисшим полям к дорогам, перегружали контейнеры на обычные скоростные электромобили, принимали с дороги пустые контейнеры и возвращались к комбайнам по командам компьютера. На поле не было ни одного человека. Процесс управлялся из пульта за переделами угодий.
Путаясь от волнения, не веря чуду своего понимания иврита и умения на нем говорить, я отвечал на доброжелательно деловые вопросы коллег, еще более не веря, что такое обсуждение вообще возможно. Я привык к амбициям вместо логики, идиотски намеренной слепоте завистников и конкурентов в оппортунизме любой чужой идее. На подобные совещания люди приходили с таким собственным мнением, что любые аргументы докладчика не имели смысла. Если же к этому добавить патологическую экспансивность и недержании речи коллег, то любая дискуссия не имела ни малейшего практического смысла.
Тут же, судя по всему, издавна сложились совсем иные человеческие отношения, которые только и могут считаться естественными для лиц, заинтересованных в техническом прогрессе. Я до сих пор просто не был знаком с положительным пониманием термина "ничто человеческое"... Новые коллеги искренне удивлялись и переглядывались, когда я настораживался от их вопросов. Им было невдомек, как можно вопрос по существу воспринимать, как намеренное запутывание, что при деловом обсуждении любое замечание может содержать только подвох.
Ничего подобного не было на этом совещании. До меня, наконец, дошло, что евреи здесь давно осознали: в доставшемся им хрупкоммире можно выжить только при нормальных производственных и социальных отношениях...
Тут веками культивировался примат дела перед амбициями, жизненно необходимый любой островной республике, окруженной диким миром.
