"А мне этот язык очень нравится. И интонации, о которых ты мне рассказывал с таким отвращением." "Тут иврит звучит совершенно иначе! В Иудее нет арабского акцента и сленга, преобладающих в Израиле, разбавленном более чем на половину выходцами из восточных еврейских общин. Там так красиво говорят на иврите только дикторы телевидения. В их исполнении язык и меня всегда восхищал."
"Ладно, - поморщилась Ира. - Обратной дороги нет. Ни тебя в Израиле, ни меня в Сибири просто не существует. Даже если бы из денег, полученных у Пустовых, ты расплатился с банком и налоговым управлением, то кто ты вообще в таком виде? Кто я? Мы оба в оставленном мире - нелегалы! Потому и говорим, удивляя друг друга, на высоком иврите, Морди ты мой!"
"Спасибо, Ирит!"
"Марик, - сказала она по-русски. - Прости меня, дуру, а?.. Считай, что одно уродство сменилось другим."
"Какое же это уродство? Красивая дура - норма!.." "А ты считаешь меня красивой?" "Как ни странно, называя вещи своими именами, ты тоже стала какая-то открыточно-красивая." "И седая девушка..." "...мне тоже была куда милее, чем то совершенство, в которое ты превратилась..." "Я просто стала такой, какой и была до моей кавказской катастрофы. не лучше и не хуже."
8
1.
"Суд не располагает ни одним документом, подтверждающих ваши претензий к господину Пустовых, доктор Миндлин. Из договора следует, что идея шагайки была сначала, в силу стесненных эмигрантских обстоятельств, подарена вам доктором Арензоном, который затем передал ее же фирме господина Пустовых с упоминанием прав доктора Миндлина, которые доктор Арензон считал просроченными. В любом случае, если к кому и могут быть судебные претензии, так это к самому доктору Арензону, но тот, насколько известно суду, бесследно исчез в Сибири вместе с головным экземпляром шагайки."
"Но Пустовых успел заработать миллиарды на принадлежащей нам идее! Он не имел права приступить к серийному производству шагаек, не поинтересовавшись патентной чистотой такой оригинальной идеи!"
"Господин Пустовых?"
"Естественно, мои люди проверили все. И выяснили, что кроме израильского патента, который Миндлин, кстати, уже давно не поддерживает, как это положено для сохранения приоритета, в мировой патентной литературе нет ничего. Патент же выдан на имя Арензона. Сам Миндлин, как биолог, в сути проекта не рубит, о шагайке начисто забыл, автора выгнал нахер и знать его не хотел, пока я не оседлал эту идею и не принял на работу единственного ее автора. И договор у него с Арензоном был своеобразным - все права Миндлину, а автору..." И Пустовых показал суду согнутую в локте руку.
"Ложь, ваша честь! Выдумки Арензона. Я честно определил его долю при получении прибыли. Что? Да потому, что никакой прибыли я от этого проекта так и не получил. Одни убытки, включая оплату поддержки патента, который эти господа у меня украли."
"Но патент, не оплаченный его владельцем, перестает быть патентом! Какие же у вас претензии к господину Пустовых? Я бы еще понял претензии к Арензону, что тот не поставил вас в известность о своих контактах с Сибирью, когда он, спасаясь от долговой тюрьмы, бежал из Израиля, но..."
"Да как он мог поставить этого хама в какую-то известность, если тот не отвечал ни на какие звонки и письма, не платил ни шекеля совладельцу своей компании и палец о палец не ударил для внедрения его идеи, пока не появился Пустовых? - кричала Марьяна Арензон, сжигая взглядом белого от злости Тедди Миндлина. - И вот теперь, когда нормальный предпрениматель получил прибыль, импотент вдруг проснулся и лезет в чужую постель!"
"Я не отвечу больше ни на один вопрос, - рычал Миндлин, - пока из зала не уберут эту сумасшедшую..."
"Протест отклонен. Свидетельница дееспособна. Геверет Арензон, куда девался ваш муж?"
"Что-о? Куда девался Марк в Сибири? Да меня уже много лет не интересовало, куда он девался от меня в Израиле! А в Сибири, как и по всему, как его там, не то постсоветскому, не то уже построссийскому пространству, тысячи людей ежегодно бесследно исчезают почище, чем в тридцать седьмом. Молю Бога, чтобы оказалось, что он перебежал на сей раз к другому потребителю его таланта. Мне этот ваш, как его, Пустовых тоже не нравится. Жлоб с сигарой!"