- У вас сегодня другие духи, - заметил он. Картофельный нос Севки почти коснулся моих волос. - Это, наверное, "Ювенальные?" - продолжал он. - А в субботу были "Любовь марсианки". Вы умеете выбирать духи: в такую погоду, как сейчас, лучше "Ювенальные".
Я усмехнулась. Оказывается, этот болван умеет говорить комплименты.
- Откуда ты знаешь названия духов? Это же совсем новые сорта, - заинтересовалась я.
- Все, что касается вас, я узнаю по наитию, - совершенно серьезно ответил Севка и как-то жалко улыбнулся ослепительным оскалом пластмассовых челюстей.
Это было уж слишком. Я поспешила уйти. В неоновой глубине Севкиных глаз мне почудилась боль.
Трудно вообразить что-нибудь более наивное, но я в самом деле подумала: не влюбился ли в меня этот полупроводниковый истукан-набор сопротивлений и радиоламп, к тому же безнадежно устаревшей конструкции. Не очень-то лестно. Не настолько уж я дурна собой, чтобы обрадоваться вниманию робота.
Я внушала себе, что все это бред, нелепое мое воображение. Просто такая программа у этого Севки: он всегда вежлив, услужлив, и быть иным не может. Но что поделаешь, иногда я склонна к предубеждениям.
В этот день я не пошла завтракать: мне не хотелось встречаться с роботом. Но Севка вспомнил обо мне сам. Когда я записывала на ленту данные последнего опыта, за спиной раздался его голос:
- Юля, я принес ваш завтрак.
От неожиданности я вздрогнула. Севка держал поднос с чашечкой кофе и бутербродом. Робот вежливо улыбался.
Пока я ела, он безмолвно и неподвижно стоял передо мной. Только глазные лампочки его усиленно мигали. Неожиданно внутри его кустарной утробы что-то щелкнуло и запищало. Севка длинными пальцами открыл крышку на груди и, порывшись внутри, исправил. Писк прекратился.
- Извините, оборвался контакт. Они очень плохо запаяны, виновато объяснил Севка. Он постоял еще с полминуты и вдруг спросил:
- Юля, у вас сегодня свободный вечер?
- Да, - окончательно растерялась я.
- Если не возражаете, я приду к вам. Мне нужно многое сказать. Я буду ждать вас в девять вечера на бульваре у вашего дома.
Севка поставил на поднос пустую чашку из-под кофе. Я смотрела на его несгибаемую спину и покатую, словно тыква, голову.
"Поздравляю, - мысленно сказала я себе, - о таком любовнике можно только мечтать".
...Дальнейшее я не могу рассказывать спокойно. Я до сих пор чувствую себя преступницей.
Севка пришел под вечер, как и обещал. Я выглянула в окно в десятом часу. Робот был уже на месте.
"Этот, по крайней мере, хоть точен", - подумала я.
Севка стоял, привалившись к фонарному столбу. Он походил на отвергнутого любовника. На согнутой руке его висел старый плащ. Робот захватил его на случай дождя: его батарейки чувствительны к влаге. В сумерках глаза робота вспыхивали по-кошачьи. Удивленные прохожие шарахались от него. Я решила выйти и сказать, чтобы он немедленно возвращался в институт. В конце концов робота пора поставить на место. Меня уже не на шутку возмущала его нелепая привязанность. В самом деле, не хватало только любви механического болвана.
Я твердо шагала по дорожке. Мягкий серебристый свет падал через поредевшую листву кленов, неровными блестками мерцал на влажных плитках лабрадорита. Точнее, не лабрадорита, а обычного бетопластика, но сделанного под лабрадорит.
- Немедленно ступайте на свое место, - приказала я роботу.
Он стоял передо мной, как напроказивший школьник, потупившись и опустив голову. Край плаща свисал до земли. Сломанную ногу Севка по привычке подогнул. Робот ничего не ответил, покорно повернулся и побрел вдоль аллеи. Плащ волочился, шурша опавшими листьями.
Я люблю эту аллею. Здесь всегда тихо. Особенно вечером. Томный свет голубоватых искусственных лун струился вдоль дорожки. Я неторопливо шагала домой. Севка еще не дошел до угла. Я слышала его вялые шаркающие шаги. Я оглянулась. Невольное раскаяние шевельнулось во мне. Мелькнула дикая безрассудная мысль: кажется, этот бездушный робот и впрямь удручен. Я бегом догнала его. Он поднял свою тыквенную голову, остановился вполоборота ко мне и подобрал плащ.