Мы обнялись.
— А ты возмужал, возмужал на юге, — дядя отстранился, изучая мою фигуру круглыми желтоватыми глазами. — Вытянулся. — Он пощупал бицепсы. — Как говорят у нас, охотников, заматерел. Ассамеев гонял?
— Было такое.
Дядя сцепил пальцы на объемистом животе.
— Обедал уже?
— Нет. Только приехал.
— Если не возражаешь, я пообедаю с тобой.
Чертам дядиного лица было далеко до фамильных.
Кровь Кольваро выдавал разве что нос, прямой и тонкий, а все остальное — толстые щеки, толстые губы, курчавый волос, родинка под совиным глазом — было не пойми чье. Но все ж — дядя.
По короткой лесенке мы спустились в полутемный гостиничный ресторан.
Плотные шторы. Круглые столики. Лампы с колпаками цветного стекла. На стенах — литографии с модными нынче сценами охоты.
Столик я выбрал в углу, подальше от входа.
На бахромчатой скатерти выгибали бумажные шеи розовые салфетные лебеди. Дядя Мувен тут же распотрошил своего.
— Жарко здесь что-то, — доверительно сообщил он мне, опустившись в низкое кресло. Салфетка промокнула пот над губой и занялась двойным подбородком.
Прощай, лебединое крыло, подумал я.
Чтобы видеть, что делается в ресторане за обширной дядиной спиной, я чуть сдвинул свое кресло.
— Здравствуйте, господа.
Официант — темный фрак, светлая манишка — заученно улыбаясь, подал картонки меню. Волосы на пробор, бриолин. Цепкий взгляд. Он был половинчатой крови, это чувствовалось, скорее всего, из захудалого, смешавшегося рода.
— Мне, пожалуйста, сначала ост-клеро, — сказал я официанту.
— Сию минуту.
— А мне капельку хереса, — двумя пальцами показал дядя.
Официант принял от него накидку и трость и, кивнув, растворился в зыбкой полутьме.
— Ост-клеро? — поднял бровь дядя Мувен.
— Извините, дядя, но кислятина у меня уже вот где… — я коснулся ладонью горла. — Обпился.
— Нет-нет, твой выбор, конечно!
Салфетный лебедь лишился и второго крыла.
Дядя, утираясь, сопел и обмахивался свободной рукой. Я, впрочем, особенной жары не замечал.
А вот дядя — нервничал.
— Позвольте.
Бесшумно появившись, официант составил на стол с подноса две бутылки и четыре бокала. Негромко хлопнула мастерски извлеченная пробка. Полилось, шипя, ост-клеро. Бокал мне. Новая пробка. Янтарный всплеск. Бокал дяде.
— Что будете заказывать?
Тонкая книжица возникла в руке официанта. Его взгляд застыл чуть повыше моего лба. Как у какого-нибудь голема.
Я пригубил ост-клеро.
— Пожалуй, мяса.
— Какого? Предпочитате жаркое, кусочками, на шампуре, по-старошански, крокеты?
— Крокеты.
— Гарнир?
Я вчитался в меню.
— Картофель, обжаренный с луком.
— Прекрасно! — восхитился официант, черкая в книжице обрезком карандаша. — Напитки?
— Если можно, просто воды.
— Может, подслащеной, с лимоном? Или наливки? Наливочки?
— Не стоит.
Я улыбнулся. Официант, вздрогнув, медленно повернулся к дяде.
Мгновение назад он попытался слегка выйти за рамки простого «подай-принеси». Воздействие было летящее, невесомое, всего лишь стимуляция на алкоголь, но я его засек.
И «щелкнул» официанта по носу.
Нет, а еще говорят, что люди нашего времени вырождаются!
— Бастель, ты позволишь? — дядя Мувен приложил ладонь к груди.
Я кивнул, разрешая ему пообедать за мой счет.
Официант скосил на меня виноватый глаз.
— Итак, — воодушевленный дядя чуть отклонился в кресле, — во-первых, утку по-восточному, хорошо пропеченую, с черносливом, в соусе «дю бон».
— О! — сказал официант.
Карандаш коротко чиркнул.
— Да-да, — важно качнул головой дядя. — Во-вторых, мясо по-старошански, с петрушкой, острой подливой и гречкой на гарнир. Ну и… — он задумался. — Бастель!
— Да, дядя.
— Может, маринованых грибков с черемшой?
— Как хотите.
— Просто ты угощаешь… — дядя поерзал, словно ему было неловко. — Или для легкости блинов в сметане?
Я лениво повертел бокал в пальцах.
— Берите и то, и то.
— Прекрасные слова! — дядя одним глотком опрокинул в себя херес. — Вот за что я люблю тебя, мой мальчик, так это за то, что ты не мелочишься!
И он скривил губы, видимо, вспомнив, что все остальные как раз наоборот.
— Нап… — официант запнулся, но продолжил: — Напитки?
— Коньяк, — дядя поднял палец, — готтардовский! Графинчик!
