— Какое отношение одно имеет к другому? — со зловещим спокойствием спросила Велиндре. — Или к тебе? — Она устроилась в седле и осторожно провела коня по кругу, потом удовлетворенно кивнула: животное хорошо обучено, правильно реагирует на команды. — Мы ведь с тобой поладим, да? — Она похлопала коня по крупу и повернулась к недовольному пареньку, подпирающему стену у черного хода гостиницы: — Ты принес припасы, о которых я просила? И все остальное?
Тот поскреб голову ладонью, сбив набекрень вязаную шапку:
— Да, но…
— Неси сюда, — приказала Велиндре с легким раздражением. — Аметина, кажется, так? Мои вещи, будь добра!
Служанка поднесла ей тяжелую кожаную сумку, которую Велиндре тут же прикрепила к металлическим кольцам у седла. Керрин явился из подворотни, неся в руке свернутый узел из клеенки, перетянутый кожаным ремнем, меха, переброшенные через плечо, и небольшой мешок на плече другой руки.
— Я все исполнил, но вы и думать не можете…
— Плащ, пожалуйста, — она властно протянула руку. — Все остальное привяжи за седлом.
— Но, госпо…
Велиндре оборвала его, сдернув с плеча меховой плащ. Стоя на стременах, облеклась в тяжелые меха. В одном из глубоких карманов она отыскала круглую шляпу, в другом перчатки бобрового меха, шелковистые и поразительно теплые. Не обращая внимания на недовольное бормотанье Керрина, закрепляющего продовольствие и овес, Велиндре отметила, что голодать не придется. Пожалуй, даже имеет смысл кое от чего избавиться, когда она выберется из города, чтобы не перегружать животное.
— Как ты поедешь? Ты же замерзнешь еще до зари. Насмерть.
От дыхания Аметины шел пар, она дрожала в своем платье с передником. Теперь, когда солнце село, с каждым мгновением все больше холодало. Городские колокола возвестили конец дня десятью звонкими трелями, когда Велиндре протянула молчаливому барышнику пригоршню крон:
— Вот плата за коня. Как его кличут?
— Оакей. — Барышник небрежно приподнял шляпу и прищелкнул языком, приказывая второй лошади выйти со двора.
Оакей коротко заржал, прощаясь с товарищем по конюшне, и Велиндре приласкала его, поглаживая шею под гривой, прежде чем снова запустить пальцы в кошелек.
— Аметина, вот тебе за труды. Можешь поделиться с твоим отсутствующим другом.
Еще две тормалинских кроны она бросила Керрину, мрачно на нее взирающему.
— Я тронута твоим предложением меня сопровождать, и жаль, если ты выставил себя дураком перед друзьями, раззвонив им, что отправляешься в дикие края на поиски приключений. — Было слишком темно, чтобы разглядеть, как покраснел мальчишка, но его опустившаяся голова подсказала волшебнице, что она угадала. — Поверь мне, малыш, тебе не надо ехать туда, куда направляюсь я, — сурово продолжала Велиндре. — И ни одному колдуну, который зовется так по праву, не нужно сопровождение, невзирая на погоду. Так что не вздумай последовать за мной, обманувшись надеждой, что прискачешь на помощь, если на меня вдруг нападут грабители. Я почую беду задолго до того, как она меня подстережет. Если ты достаточно глуп, чтобы самовольно отправиться за мной, то я сразу замечу и буду этим очень недовольна.
Отвернувшись от Керрина, она зажала поводья рукой в двойной перчатке и повернула голову коня к открытой подворотне. Гостиничные конюхи наблюдали за ее отъездом и покачивали головами. Кое-кто из них повернул лицо к Аметине, собираясь расспросить, но та уже скрылась в теплом помещении гостиницы.
Выезжая на дорогу, Велиндре повернула голову коня к горам.
— Вперед, Оакей.
Животное явно не хотело покидать оживленный конный двор, да еще и на ночь глядя. Велиндре толкнула конские бока пятками и понукала, чтобы Оакей двигался как можно быстрее, лишь бы не поскользнулся на замерзших булыжниках. Не худо бы выбраться за городские ворота, пока совсем не стемнело, не то, чего доброго, стражу взбредет в голову расспрашивать, куда это она направляется в такую пору, снарядившись для дальнего пути. Остановить ее, правда, никакой страж не сумел бы. Но если часовой поведает о такой встрече кому-нибудь из старших в Цехах, то слух о появлении волшебницы может достичь чутких ушей в Хадрумале.