Он переспал даже с этой язвой Ширли Лэнгаузер.
Даже с Ширли.
Она была лучшей подругой Джеки. Это произошло в тот же день, что и в первый раз с Джеки, но с Ширли — с утра, а с Джеки — после полудня. И с Ширли — в отеле «Пьер».
За первым разом последовал второй в «Реджент Плаза».
Впрочем, он не слишком задержался.
Там проходило собрание Комитета Женщин и Дочерей Америки.
Джеки родила своего первого ребенка почти при выходе из церкви. Я знала, что она станет матерью намного раньше меня. Она была в курсе, что ее муж изменял ей с актрисами. Джеки ходила смотреть фильмы с их участием, чтобы получить о них представление. Так она посмотрела все фильмы с Джиной Тайерни. Джеки писала мне об этом и тайком отправляла письма. «Глупо, что твоя сестра ходит в кино», — говорил в Лондоне мой муж, когда мы читали почту за завтраком. Но при всем том она была беременна. Когда Джеки потеряла ребенка, то хотела развестись. Она позвонила папе, который быстро примчался в Вашингтон, чтобы забрать ее и увезти к себе (куда, мне это было не известно и, по всей вероятности, ему тоже), однако вмешался Старик и дал Джеки миллион долларов.
Она предпочла зачать другого ребенка.
Блэк Джек, сказав на прощанье «до скорого», отправился обратно с двумястами тысячами долларов; в конце концов мы обе родили сыновей, а затем дочерей, но на этот раз с разницей в год — Тини самая младшая из четверых.
Все это время я жила в Англии. Джеки не приезжала ко мне в гости. Ее муж снова проводил избирательную кампанию, а она была одним из козырей.
Старухе пришлось провести со своим сыном беседу, хотя он стал осторожнее и больше не приносил в дом спички с логотипами гостиниц, в которых каждый божий день занимался сексом.
Как и следовало ожидать, Джеки одевала своих детей точь-в-точь, как я — своих.
Ее дети.
Я отправляла ей фотографии (и какие фотографии, так как я познакомилась с Питером Бирдом[10]), и она наряжала их по образцу Влада и Тини.
Одна вещь, с которой я ничего не могла поделать и которая вначале очень сильно меня взволновала — это то, что у Джеки были чудесные отношения с моими детьми (а насколько слово «чудесный» относилось к нам, мне хорошо известно). Особенно с Тини.
У меня всегда были проблемы с Тини. Не настоящие проблемы, а проблемки.
Мне хотелось, чтобы мои дети воспитывались так, как следовало и как это делается в Европе. Я не желала, чтобы они росли, как американские дети. Я очень долго не возвращалась в Америку; во-первых, Поланд ненавидел Америку — в Нью-Йорке у него был такой же потерянный вид, как у спасательного круга, скитающегося в поисках какого-нибудь утопающего на горизонте, а во-вторых, я хотела, чтобы дети научились вести себя.
Мне хорошо известно, кем выросли дети Джеки.
Стоп. Прошу вас, не забегайте вперед.
Не об этом я хочу рассказать.
Я имею в виду то, что для своих детей я хотела не таких идеалов, как катание на дельфине.
Тини не могло усмирить ничто: ни доброта, ни назидания, ни приветливость, ни наказания.
Тини не могло усмирить ничто и никто, кроме Поланда.
И Джеки.
Когда ей должно было исполниться восемь, то на мой вопрос, что она хотела бы получить на день рождения, она ответила: «тетю Джеки».
Мы подарили ей пони.
Она назвала его Вашингтон.
Год спустя мы преподнесли ей породистого охотничьего пса. Она назвала его Белый.
Как Белый дом.
Весьма хитроумно.
Впоследствии она часто сбегала к Джеки. Во время каникул и не во время. Ее побеги выводили меня из себя.
О, и зачем я вам это рассказываю? Ей не было и десяти, когда она заявила, что отрекается от Бога, потому что он сильно промахнулся при выборе Детям Родителей. Она много думала и решила, что я была ошибкой. Она должна была быть дочерью Джеки. По ее мнению, Господь оплошал нечаянно, однако это было доказательством того, что Его не существует, раз Он допускает такие грубые промахи. Мы прогуливались по Турвилю, и я говорила с ней о ее первом причастии, — Поланд был католиком, — но она от него отказалась, спасибо.
Богу.
Она собиралась Ему обо всем написать и была уверена, что Он ответит.
Я предложила ей поговорить об этом с отцом.
