Антон Чехов и Тарас Шевченко
Однажды, когда Антон Павлович Чехов прогуливался по ялтинской набережной, к нему подвалил в вышитой косоворотке пьяненький Тарас Шевченко.
— Чтой-то мне личность твоя знакома, — закричал Шевченко, загребая пятернёй мокрые от самогона усы, — говори сей момент, кто ты есть и откудова?
— Писатель Чехов, — вежливо ответил Антон Павлович, — а я вас знаю: ваш портрет в нашей гимназии на стене висел. Вы Тарас Григорьевич Шевченко.
— Висел, говоришь? — нахмурился украинский классик. — И кто же это умудрился меня на стенку повесить? И ещё, небось, эта гимназия была для москалей!
— Как вам, уважаемый, не стыдно! — ахнул Чехов. — Вы такой большой писатель, вас всюду знают — и говорите такие отвратительные вещи!
— А Крым отнимать у незалежной Украины — не отвратительно? А сало наше украинское жрать и потешаться над ним в каждой вашей телепередаче — не отвратительно?!
— Видите ли, Тарас Григорьевич, — почесал бородку Чехов, — везде есть негодяи, которые даже не понимают, что творят. Стоит человеку, каким бы он талантливым ни был, начать выяснять кто лучше — русские, украинцы, евреи или татары, моментально его талант куда-то исчезает, и всё, что он делает, сразу приобретает затхлый душок бездарности…
— Тс-с, не говорите так, Антон Павлович! — Шевченко приложил палец ко рту и осмотрелся вокруг испуганным взглядом. — Вокруг уши! За нами непременно следят журналюги. Если я не буду воспевать нынешние ценности — чтоб им пусто было! — я пропал. Изо всех учебников вычеркнут, как врага независимой Украины, а мне, сами понимаете, куда деться после этого! Ведь и русским писателем меня не особо охотно признают. Разве что податься в какую-нибудь Эфиопию или Парагвай…
— Как я вас понимаю, бедный вы наш Тарас Григорьевич, — смахнул слезинку Чехов, — но смею вас разочаровать: и ко мне приглядываются нынче некоторые — вдруг у меня в родословной какой-нибудь инородец затесался…
— Что бы про нас с вами ни говорили, — вздохнул Шевченко, — мы с вами по одну сторону баррикад. Можете не сомневаться, дорогой Антон Павлович… Вот только когда ещё придётся поговорить по душам? — Он снова оглянулся, расправил усы и покачнулся на ногах, хотя пьяным только старался казаться: — А ну-ка, выметайтесь, москали, из нашего незалежного Крыма! Нечего топтать святую украинскую землю вашими грязными сапогами! И жидов с собой забирайте в Израиль, не место им у нас, вот!..
В одном из старых советских кинофильмов есть замечательный эпизод, в котором будущий вождь пролетариата Володя Ульянов стоит на крутом берегу Волги и смотрит, как бурлаки тянут баржу. Сердце юноши переполняется скорбью по поводу угнетения простого народа, и тогда же в нём впервые зарождается мысль посвятить себя борьбе за освобождение рабочего класса от работы и прочих нелюбимых им вещей. Но о чём на самом деле размышлял этот кудрявый отрок с намечающимися проплешинами? Попробуем реконструировать ход его мыслей.

— Это же, батенька, золотая жила! — бормочет он вслух, но ещё не картавит, потому что противная буква «р» пока не попала ему на язык. — Стать во главе такого большого количества публики — это же уму непостижимо! Это ар-р-рхиважная задача! — Тут уже мерзкая «р» начинает его бесить и приводит в состояние революционного возбуждения. — И притом, именно во главе простого народа, потому что с ним такое вполне прокатит, а уж с интеллигенцией — дудки. С ней надо расшаркиваться, объясняться, аргументировать выводы… И вообще, интеллигенция — гавно, я это говорил, говорю и буду говорить! По себе знаю… А народ — дурак. Выдай ему фразу позаковыристей, погладь по шёрстке — и он у тебя в кармане. Только как ему эту фразу донести? Стану-ка я, по давней русской традиции, властителем дум — писателем! Только что написать? Какую-нибудь сусальную детскую книжечку? Хрен там, Ушинского не переплюнешь, а тут ещё на подходе Агния Барто, Самуил Маршак и — пронеси Г-ди! — Сергей Михалков… Детективчик захреначить? Чувствую загодя, как покойный Достоевский замахивается топориком, мол, не лезь, Вован, в чужой огород… Стишки из пальца высосать? Так ведь их народ не читает, кроме, конечно, поганой интеллигенции, которую я обязательно впоследствии изведу, только дайте до власти добраться… Романы про рабочих? Так тут Максим Горький уже застолбил участок. Вот сука! Сам буржуй буржуем, а ходит в косоворотке и окает, как деловой!.. Буду-ка писать манифесты, притом, чем длинней, тем лучше. Лозунги, они всегда выигрышней и слезу вышибают, к тому же их удобно со сцены читать — а это аплодисменты, букеты от поклонниц, рецензии в газетках, популяр-р-рность… Так и до власти добраться проще. А если ещё группу поддержки сколотить, назвать её партией — совсем круто станет…