Женщина тоскливо осмотрелась. Спрятала руки в рукава, набросила на голову капюшон и не подпустила слезы к глазам. Электричка набирала ход, была уже объявлена станция “Ока”, а она все думала
О женщине из поезда и почему-то была уверена, что женщина не знает мужчину, который просто подошел и пристроился сзади, и та, совсем другая, прекрасная и свободная, спокойно отдалась чужой страсти, не поворачиваясь к нему и не обращая внимания на стоянку поезда и на мир за окном. Ей нравилось думать о незнакомке, эти мысли не отвлекали от смерти, а просто придавали солнечному дню легкий оттенок прощания.
“Следующая станция — “107-й километр”.
Сквозь закрытые веки женщина почувствовала золотое свечение, дернулась, открыла глаза и сразу же влипла зрачками в огромные песчаные развалы у излучины реки. Кое-где в песке крошечные озерца воды блестели тонким ледком и резали по окнам электрички отраженным солнечным светом, как бритвой. Женщина вскочила, попробовала открыть окно, не получилось, тогда она поспешила к выходу, спотыкаясь о чужие ноги и сумки, а в тамбуре вдруг испугалась, что двери не откроются, и стала стучать по грязным стеклам и царапать резиновые прокладки дверей яркими ногтями, как только электричка замедлила ход.
Когда она вышла из вагона, то сразу же присела, обессилев. Как будто достигла желанного места, больше не надо никуда бежать, ничего искать. Какая удача, эта река! Солнечная, холодная и с быстрым течением. Как хорошо, что не придется вешаться, травиться или бросаться под поезд!
Женщина не умела плавать.
Забегая на мост, она с восхищением смотрела вниз на воду, на огромный песчаный развал там, где река, изгибаясь, образует небольшую заводь, и бульдозер, застрявший на самом берегу этой заводи, казался детской игрушкой, забытой в песочнице.
Когда электричка затихла вдали, наступила абсолютная тишина, настолько прозрачная, что тихий свист ветра и шорох обнажившейся из-под стаявшего снега прошлогодней сухой травы казались чьим-то дыханием. Несколько раз женщина испуганно оглядывалась, почувствовав шаги за спиной, а это шуршал полиэтилен рваного пакета… Или прибившаяся к насыпи бумажка… Или птица чиркнула крылом у самого лица…
Ни души.
Женщина подошла к середине моста, наклонилась и засмотрелась на воду. Установить зрачки в одном месте не удавалось, вода заколдовывала их беспрерывным, почти неуловимым движением и увлекала за собой, вдаль, куда-то далеко и глубоко, где жизнь совсем другая. Из-под опор моста выплыла небольшая резиновая лодочка, в ней двое мужчин отчаянно сражались, размахивая короткими широкими веслами, — вода уносила их, как зрачки женщины, как растворенную золотую нефть солнца, как небольшие льдинки с накипью грязного снега.
Сзади раздались шаги, кто-то поднимался по насыпи, но женщина не повернула головы, она, успокоенная рекой, уже собралась в последний путь, и ей стало все безразлично.
Кто-то остановился рядом, кто-то дышал и чертыхался, а вода все не отпускала взгляд.
— Боже мой, до чего же вонючие эти сапоги! — возмутился женский голос рядом. — Ты что, собралась топиться?
Женщина, повисшая на перилах, кивнула и тут же испугалась. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось уговоров или героических порывов спасателей на водах. Она осторожно покосилась и рассмотрела сидящую рядом на асфальте женщину с белыми волосами. Блондинка была в длинной расстегнутой солдатской шинели, из-под которой выглядывала накипь кружев на розовом шелке нижней короткой рубашки, и в колготках. Она только что сняла огромные кирзовые сапоги устрашающего вида и понюхала их. Было заметно, что рвотные потуги после этого еще не совсем оставили ее, хотя сапоги были отброшены далеко в сторону. Расставив ноги, блондинка с интересом посмотрела на женщину, вцепившуюся в перила. Правая сторона лица блондинки была разбита, кое-где кровь подсохла, но скула подтекала розовой сукровицей. Колготки на коленках оказались рваные, из дыр совсем по-детски выглядывала стертая до крови кожа. Женщина у перил хорошо помнила ощущение этих ран — в десять лет земля и асфальт слизывают кожу с колен быстрым и жестким языком, она часто тогда дралась и слыла среди мальчишек своего двора первым бойцом.