показать кровавый след от укуса зубов Дикси у себя на плече и спине. Черт побери, она чуть не вырвала у
него кусок мяса.
─ Поговори с ней, мама.
Донна немного побледнела, увидев укус и его окровавленную руку. Она больше не спорила с ним, просто
вернулась поговорить с Дикси. Она продолжала говорить до тех пор, пока Дикси не начала отвечать
полными предложениями и, казалось, не начала придавать этому смысл. И даже тогда, прежде чем
отпустить ее, Бернардо, Никки и Родина сосчитали до трех, отпустили одновременно и быстро
отодвинулись от нее. Она просто лежала там секунду или две, как будто не понимала, что они отпустили ее.
Донна протянула ей руку, и Люси подошла, чтобы взять ее за другую руку, и вместе они помогли ей встать
на босые ноги. Дикси стояла там в своем желтом цельном купальнике, держа своих друзей за руки. Она
казалась очень тихой, слишком тихой, как будто ушла куда-то глубоко внутрь себя. Это было почти так же
нервирующе, как крики и драка. Что, черт возьми, происходит?
Питер стоял в стороне, рядом с Донной, но
не слишком близко к Дикси. Я думаю, что он уже получил от нее все, что хотел на сегодня, да и вообще
навсегда.
─
Она твоя подруга, мама, и это твоя вина.
─
О чем ты говоришь, Питер?
─
Дикси была полна решимости рассказать обо всем Бекке в бассейне,
─
вмешалась Люси.
─
Маленькие девочки играли там вместе и были совершенно счастливы.
Дикси вновь разозлилась, услышав это. Она отдернула руки от других женщин и попятилась в угол, где стоял
стул, но не села на него. Она стояла рядом, прислонившись спиной к стене
и держась одной рукой за спинку стула, словно пытаясь удержаться на ногах.
Донна побледнела.
─
Она рассказала Бекке?
─
Нет,
─
выкрикнул Питер,
─
потому что я ее остановил.
─
Сначала он пытался быть вежливым,
─
сказала Люси,
─
но Дикси никак не могла заткнуться. Она сказала, что Бекка заслужила право знать правду, что она должна
знать, какой отец ей достанется.
─
Ты этого не сделала,
─
сказала Донна, пристально глядя на Дикси.
Дикси вцепилась в спинку стула так крепко, что ее рука начала дрожать от напряжения.
─
Она действительно заслуживает знать правду, как и ты заслуживаешь мужа, который не будет тебе
изменять.
─ Я же сказала тебе, что это неправда, Дикси. Тед ни с кем мне не изменяет. Если ты расскажешь Бекке
неправду, то и я не... Я не думаю, что смогу простить тебя за это.
─
Ты выбросишь двадцать лет дружбы из-за того, что я расскажу правду?
─
Бекке совершенно не обязательно знать обо всех этих проблемах взрослых. Ее психотерапевт объяснил, что
некоторыми вещами нельзя делиться с детьми, пока у нас
не закончатся варианты, а это не так, потому что вариантов очень много.
─
Зачем ты вообще рассказала об этом Дикси? Даже если ты верила, что это правда, зачем было говорить ей
об этом?
─
Спросил Питер.
─
Я имею право говорить со своими друзьями.
─
Не тогда, когда это так сильно затрагивает нас с Беккой. Ты же у нас мама, ты же взрослая. Это значит, что ты
должна смириться и пойти на компромисс вместо того, чтобы рушить нашу жизнь, потому что ты не можешь
с этим справиться.
─
Как ты смеешь так говорить со мной?
─
Если ты не хочешь, чтобы я так с тобой разговаривал, тогда действуй лучше, сделай лучше.
─
Он говорил, размахивая руками, широкими, расстроенными жестами. Донна рядом с ним казалась
маленькой, но она не дрогнула и не отступила.
─
Мне жаль, что Дикси
не смогла оправдать моего доверия, но это беспокоило меня больше, чем я думала, Питер. Я думала, что
смогу справиться. Все дело в том, что я никогда не получала от Теда безраздельного внимания. То, что они
ввязались в расследование во время нашего свадебного путешествия, доказывает, что даже если у них нет
романа, это все равно правда.
─
Что правда, мама?
─
Что существуют такие стороны его жизни, которыми он никогда не делится со мной, а только с Анитой. Это
причиняет мне боль. Неужели ты этого не понимаешь?
─
Ты же не маршал, мама. Он не может поделиться с тобой своей работой.
─
Но он делится с ней тем, чем не делится с Бернардо.
─
Что заставляет тебя думать, что они являются чем-то большим, чем просто лучшими друзьями?
─
Спросил Питер.
Она устремила на него испепеляющий взгляд, уперев одну руку в бедро.
