Один из спасателей, придя в себя, тут же позвал на помощь людей из толпы на берегу и кинул им оставшийся конец веревки. Через секунду на помощь пришли все крепкие мужчины, среди которых выделялся капитан Орн. Более дюжины крепких рук изо всех сил тянули теперь канат, но безуспешно.
Как бы усердно не тянули они, странная сила на другом конце веревки тянула в свою сторону еще усерднее, и так как ни одна сторона не уступала другой ни на миг, канат натянулся невероятно туго как толстая струна. Тянущие ее люди, как и зрители, к этому времени терялись в догадках касательно природы непонятной силы из моря. Предположение о тонущем человеке уже давно было отброшено, и теперь громко звучали догадки о китах, подводных лодках, чудовищах и демонах. Там, куда спасателей привело сострадание, теперь их держало любопытство, и они тянули канат с мрачной решимостью раскрыть тайну.
Наконец, когда все пришли к выводу, что воздушную подушку, должно быть, проглотил кит, капитан Орн, как прирожденный лидер, закричал стоящим на берегу, что нужно привести корабль, чтобы приблизиться, загарпунить и вытащить на берег невидимого левиафана. Несколько человек тут же приготовились бежать в разные места в поисках подходящего судна, в то время, как другие взялись за натянутую веревку, готовясь заменить капитана, так как его место было, естественно, с теми, кто составил бы команду новоприбывшего корабля. Мнение капитана Орна о сложившемся положении ни в коем случае не ограничивалось предположением о китах, так как ему пришлось иметь дело с чудовищем, во много раз более странным. Он задавался вопросом, как же может выглядеть и вести себя взрослая особь того вида, принадлежащее к которому пятидесятифутовое существо было всего лишь детенышем.
И тут со страшной неожиданностью выяснилось нечто важное, что полностью изменило всю ситуацию с удивительной на ужасающую и наполнило страхом собравшуюся толпу работников и зевак. Капитан Орн, повернувшись, чтобы покинуть свое место, обнаружил, что его руки необъяснимой силой остались на том же месте. Через миг он понял, что не может отпустить веревку. О его положении тут же догадались остальные, и каждый из мужчин, проверив свои руки, столкнулся с тем же. Невозможно было отрицать — каждый, кто тянул веревку, непреодолимым и загадочным образом был прикован к пеньковому канату, который медленно, безжалостно и с отвратительной неумолимостью тянул их в море.
Воцарился безмолвный ужас; ужас, который, охватив наблюдателей, вверг их в полное оцепенение и безумие. Это помешательство отразилось в их противоречащих друг другу показаниях и беспомощных оправданиях, которыми они объясняли свое по всей видимости бесчувственное бездействие. Я был среди них, и я знаю.
Даже сами держащиеся за веревку, после нескольких отчаянных воплей и безрезультатных стенаний, поддались парализующему влиянию и замолчали, перед лицом неведомых сил покорившись неотвратимому. И они стояли в мертвенно-бледном свете луны, вслепую борясь с призрачным роком и однообразно раскачиваясь из стороны в сторону, в то время как вода сначала подобралась к их коленям, а затем дошла до пояса. Луна частью скрылась за тучами, и в полутьме ряд раскачивающихся мужчин напоминал какую-то зловещую гигантскую сороконожку, извивающуюся в тисках страшной подкрадывающейся смерти.
Все туже натягивался канат по мере того, как усиливалась борьба с обоих концов и нити каната уже набухли в поднимающихся волнах. Медленно приближался прилив, пока неумолимый поток полностью не поглотил пески, где совсем недавно были смеющиеся дети и шепчущиеся влюбленные. Толпа объятых паникой наблюдателей, не оборачиваясь, пятилась назад от волн, когда они доползали до их ног, а на значительном расстоянии от зрителей, наполовину скрывшись под водой, продолжала раскачиваться, ужасающая цепочка тянущих канат. Стояла полная тишина.
Толпа, сбившись вместе вне досягаемости прилива, не отрывала глаз в немом изумлении — не произнося ни советов, ни слов ободрения, ни пытаясь как-то помочь. В воздухе чувствовался кошмарный страх перед нависшим надо всеми злом, которого еще не знал мир. Минуты, казалось, растягивались в часы, и все еще змея из человеческих туловищ была видна над быстро прибывающей водой. Она ритмично раскачивалась, медленно, ужасно, а над ней ощущалась печатью рока. Восходящая луна то появлялась, то скрывалась за еще более густыми облаками, и сверкающая дорожка на воде почти исчезла.
