— А завтра целый склад исчезнет, — хмуро, неприветливо отозвался тот. — И мне за него отвечать.
— Чего ты хочешь? — резко спросил Гуляев-старший.
— Я хочу справедливости. Вор должен сидеть в тюрьме. Товарищ майор подтвердит, что так и должно быть, — одной половиной рта усмехнулся Павлик.
— Это же ты все устроил! — пронзительно глянул на него Родион, но пронять не смог.
— Какие ваши доказательства?
— Всему свое время.
— Забирайте задержанного, товарищ майор. Или я сам вызову наряд.
— Павел! — Скорокова попыталась охладить пыл своего друга, но тот на нее даже не глянул.
— Я ведь все равно до правды докопаюсь. И кто-то пожалеет, если вдруг выяснится, что машину угнал он сам, — пригрозил Фомин.
— Кто-то другой угнал, кто-то другой, — натянуто улыбнулся Павлик.
— Все, хватит! — сжав кулаки, Игнат Семенович вытянул руки по швам.
— Что такое? — Павлик с надеждой глянул на него.
— Забирай машину и уезжай, — сказал Гуляев-старший. — А потом подъезжай, с договором. Я все подпишу.
— Папа, ты чего? — Семен схватил отца за руку.
— А ничего! Они же не оставят нас в покое!
— Ну что вы такое говорите, Игнат Семенович! — осклабился Павлик. — Никто не собирается вас беспокоить!.. Но если вы настаиваете!..
— Я все сказал. — Гуляев-отец опустил голову.
На этот раз сжал только один кулак, давая понять, что врежет Павлику, если он сейчас же не уберется и не оставит сына в покое.
— Ну, хорошо, договорились!
— Со мной ты не договорился, — качнул головой Родион, угрожающе глянув на Павлика. — Машину можешь забирать, но знай, я это дело так не оставлю.
— Все нормально, майор. Все нормально!.. Я пришлю водителя, он заберет машину.
Павлик хоть и хорохорился, но чувствовал он себя не в своей тарелке, поэтому поторопился уйти. Скорокова потянулась за ним, но сама же себя и удержала, осталась на месте.
— Может, вы погорячились, Игнат Семенович? — спросил Фомин.
— Да не успокоятся они! Это же нелюди. Это акулы. Они всех тут сожрали. А-а! — Гуляев махнул рукой и, взглянув на сына, спросил у майора: — Семен свободен?
— Ну, если потерпевший снял претензии…
— А куда он денется?… — вздохнул Игнат Семенович и, немного подумав, добавил: — И я никуда не денусь.
— И все-таки вы погорячились, — качнул головой Фомин.
— Мы на вашей стороне, — кивнула Скорокова и твердо посмотрела на Родиона. Он мог думать о ней все что угодно, но на поводу у Павлика она больше не пойдет.
Родион кивнул, глядя на нее. Так уж и быть, он поверит ей, но ухо будет держать востро.
До станицы рукой подать, дорожный указатель еще ближе. Пшеничная. Возле этого знака Майя впервые увидела Фомина. Он только-только приехал в станицу и с ходу взялся за дело. Он укреплял знак, она подъехала, остановилась, помогла ему. И влюбилась. Или сначала влюбилась, а потом помогла.
И Варшавин здесь когда-то стоял. Деловой, нахальный, весь из себя. Лето, жара, пыль, он стоит и хищно усмехается. Он тогда брал Майю на прицел, и ведь выстрелил. Почти попал. И как только она тогда удержалась от соблазна не уехать с ним?
И сейчас у знака кто-то стоял. Высокий, статный, в добротном пальто. На Варшавина очень похож. Очень-очень похож. Неужели видение? Подумала о нем, а он взял и появился.
На дороге стоял именно Варшавин. И поднимал руку, останавливая машину. Майя кивнула, глядя на него. Он же не просто так здесь, если она сейчас не остановится, ей все равно от него не убежать. Пришлось останавливаться.
— Не помешаю? — спросил Варшавин, открыв переднюю дверь справа.
Видный мужчина, представительный, даже красивый, а в любви не везет. Так и хочется сказать, не любят его бабы. И Майю он не смог увлечь, и Лера от него сбежала. Глянцевый он, как наливное яблочко, натертое воском, кожура гладкая, но под ней гнильца, червоточинка, и это чувствуется. И еще Майе не нравилась его назойливая напористость, ну не звал его никто, зачем приперся? И так всегда.
— Помешаешь.
— Ты все такая же, — закрывая за собой дверь, усмехнулся Варшавин.
В голосе прозвучала обида, и Майе даже стало его немного жаль.
— А ты как будто из лета вышел.
— Из Сибири.
— Полыньей пахнуло.
— Это парфюм.
