всмотреться, ни фига не увидел и пошел отпирать двери. Раз
по фамилии называют — значит, кто-то свой.
За дверью обнаружился майор Бивер — грязный и мокрый с ног
до головы, будто только что переплыл речку, а потом еще
на берегу пару раз поскользнулся... оказалось, примерно так
и было. Бивер, направляясь с Индейской территории, решил, что
успеет добраться до Пото-авеню до ночи (и заодно до дождя),спрямил наугад путь, заехал в какие-то кусты на болоте и потратил
уйму
времени,
выбираясь
обратно
на почтовую
дорогу.
Добравшись до реки, он решил, что не стоит напрашиваться
на ночлег к паромщику, а можно просто речку форсировать —
и быть уже в гнездышке знакомых телеграфистов, тем более, что
все равно ливень пошел и Бивер уже изрядно вымок. Река Пото,обычно довольно скромная (летом ее лошадь вброд перейдет),внесла коррективы в этот безупречный замысел: она изрядно
вспухла от дождя и тащила с собой всякий мусор. Лошадь Бивера
решила, что ей со всадником в такой бурной воде плавать
не нравится и где-то на середине реки своего седока сбросила.
Бивер
выбрался
на берег
чуть ли
не у самого
кладбища
и в потемках тащился через чьи-то огороды и сад Макферсона,несколько раз падал в лужи — но все-таки дошел.
Я критически посмотрел на облепленного грязью гостя и не
торопился приглашать его в дом. Нет, негостеприимством я не
страдал, но пускать в дом вот ЭТО — это миссис де Туар не уважать.
— Давайте вы ополоснетесь вон в той бочке, а я вам одеяло
вынесу? — предложил я.
Бивер опустил взгляд на свой костюм и безропотно начал
раздеваться,
направляясь
к бочке,
которая
наполнялась
из ливневки. Я подождал его под навесом, держа наготове одеяло.
Где-то за моей спиной шуршала разбуженная миссис де Туар;когда я привел обернутого одеялом Бивера к себе в комнату,на столе уже было собрано что-то вроде перекуса, а на стуле
лежала стопка одеял.
— И вот, — деликатно проговорила наша хозяйка, неся крохотную
рюмочку. — От простуды...
Ну не держим мы в доме запасов виски, у нас салун через дорогу —
но не пойду же я среди ночи будить Келли? Да Бивер же вроде
трезвенник, разве нет? Ему его индейская генетика пить
не позволяет.
Пока Бивер согревался глоточком спиртосодержащей лечебной
настойки, я собрал в большое ведро его разбросанные по крыльцу
одежки и занес в дом. Потом разложил для Бивера раскладушку,застелил одеялами и переправил сонного усталого гостя баиньки.
И сам лег спать, потому что утро вечера мудренее.
Утро было душным, но Бивер старательно заматывался в одеяло —
похоже, таки ночью простудился. Я не стал его будить, а вышел
на улицу обозреть окрестности — в основном с целью посмотреть,не гуляет ли где лошадь без хозяина. Но лошадей не было, кроме
тех, что были запряжены в почтовую карету: Джон ЛеФлор как раз
переправил ее на наш берег. Еще вчера карета могла спокойно
обойтись
и без
парома,
но сейчас
при
переправе
вброд
пассажирам наверняка было бы неуютно: в лучшем случае
по колено.
Я подошел поздороваться с паромщиком, и сразу же узнал, что
сейчас-то что — пустяки уже, а вот перед рассветом воды в реке
было больше — видать, в горах настоящий ливень прошел, какие
не так часто бывают. Затопило луг на низкой индейской стороне,и сейчас там настоящее озеро. А на озере остров, а на острове —
оседланная лошадь...
— Так что надо бы съездить посмотреть, — добавил Джон
меланхолично, —
не лежит ли
в кустах
перед
впадением
в Арканзас-ривер утопленник.
Желания шарить в затопленных кустах у устья в словах Джона
явно не чувствовалось, и он с удовлетворением воспринял мое
изложение повести о ночных странствованиях Бивера.
Бивер, отоспавшись, подтвердил, что лошадь на лугу его,и рассказал,
что
с армией
США
его
дороги
разошлись
окончательно.
Жизнь
индейца
с высшим
образованием
на фронтире и ранее была довольно сложной, но хорошее
