Паренек подошел, глядя на него с наивным любопытством.
— Брожу вот, вашмилсть, по деревням. Добрые люди с собой позвали, на Пророка посмотреть. — Синие глаза паренька сияли восхищением. — Правда, вы святой, а? Я никогда раньше святых не видал…
— Так он не из вашей деревни? — Бритоголовый кинул строгий взгляд на селян.
— Не, вашмилсть, по дороге к нам прилип. Да он безобидный совсем, вашмилсть, вона, песенки пел.
— А спой-ка, парень, спой!
Шайка поддержала бритоголового нестройными воплями. Ну чем не праздник? Пиво задарма, да еще под музыку! Только баб не хватает для полного счастья.
— Под песенки до деревни ближе будет, — продолжил бритоголовый и обернулся к старшему селянину. — Как, говоришь, ваша деревня зовется?
— Дык эта… — селянин смял шапку и с тоской глянул назад, в сторону родной деревни. — Козьи Гати, вашми…
— Конечно, вашмилсть! — звонко прервал его паренек. — Что спеть-то прикажете? Я про подвиги рыцарские знаю, и про любовь, а еще смешные куплеты…
— Про вдову и мельника знаешь? — вылез один из бородатых с дубинками.
— Лей-лей, не жалей! — пропел паренек, одарил разбойников светлой улыбкой, запрыгнул на телегу и тронул струны.
— …ходила на ручей, эй-лей, а кузнец за ней, эй-лей… — полился юношеский голос.
— Лей-лей, не жалей! — тут же подхватил кто-то из разбойников.
Бритоголовый на несколько мгновений замешкался, повел плечами в такт песне, и велел селянину:
— Давай, разворачивай в Гати. Армии нужна провизия.
— Так эта, вашмилсть, морква-то, — промямлил тот, отступая.
— Нет той мельничихи милей! Эй-да-лей, да налей, не жалей! — голос паренька заглушил бормотание мужика; припев подхватила вся шайка.
Селянин тем временем дернул лошадку за узду и повлек вперед, от своей деревни, продолжая что-то бормотать под нос. Бритоголовый несколько мгновений смотрел на него, словно пытался понять, что не так. Но паренек пел так задорно, что ноги сами притопывали, губы растягивались в улыбке — а тут еще кто-то сунул ему в руки кружку с пивом.
— Давай, пошевеливайся! — предводитель отряда похлопал клячу по крупу. — Солдаты ждут!
Селянин, ведущий лошадку, облегченно вздохнул: беда миновала деревню, прав был приблудный паренек. А хорошо поет, стервец! Так и хочется плясать. Но надо возвращаться. А мальчишка… Жаль его, пропадет ни за что, да родная деревня дороже.
Через час к лагерю Пророка приближалась колоритная толпа — полудохлая кляча, влекущая крестьянскую телегу, на которой восседал белобрысый паренек с гитарой, и две дюжины веселых пьяных разбойников, вовсю дерущих глотки. Селяне, откупившиеся от напасти телегой моркови, клячей и бочонком пива, давно уже вернулись домой, поминая добрым словом невесть откуда взявшегося менестреля… Вроде был же какой-то менестрель. Или не было?
7 день пыльника. Поле близ реки Карасья, в лиге от Иверики
Стриж
Навстречу орущей непотребные куплеты толпе выскочил из лагеря обрюзгший человек в белом, лет на десяток старше того, который привел Стрижа в лагерь. Заходящее солнце облило его бритую макушку желтизной и расчертило лицо тенями застарелого недовольства.
— Безобразие! — заорал он, перекрикивая пьяных больше от музыки, чем от пива мужиков. — Чистый брат мой, почему твои люди в таком виде? Что за гулянки накануне ответственной битвы? Почему только одна телега?!
Тощий фуражир в ответ залепетал что-то о поднятии боевого духа войск и божественной силе искусства. Обрюзгший начал было читать проповедь о вреде пьянства и грозить карами небесными и гневом Пророка, но тощий толкнул его в бок и кивнул в сторону телеги. Тот тут же забыл о проповеди и устремился к телеге, расталкивая разбойников.
Стриж сделал совсем глупые глаза и разинул рот, не забывая перебирать струны: гитара отлично придавала убедительности любой игре.
— Святой… — с придыханием прошептал Стриж, глядя на старшего Чистого Брата.
— Хочешь увидеть Пророка, пацан? — просюсюкал тот, глядя на Стрижа снизу вверх.
— А можно? Правда?..
— Можно, малыш. — Медовым голосом пропел тощий, протиснувшись к телеге, и хлопнул Стрижа по бедру. — Слезай. Что там у тебя в котомке?
— Гитару не забудь. — Обрюзгший отодвинул тощего, огладил Стрижа в поисках спрятанного оружия, оглядел как лошадь на базаре и обернулся к тощему: — Бегом, приготовь этому славному юноше умыться и найди гребень. Негоже такому чумазому вкушать мудрость истиной веры.
