Постепенно успокаиваясь, она присела на деревянную скамейку и начала представлять себе, что подумал бы маркиз, если бы она сидела в гостиной, когда его ввела туда Ханна.
Конечно, он приехал повидать Гарри, и встреча с ней удивила бы его или даже вызвала бы его раздражение.
«Он никогда не узнает, — думала Араминта, — что я пережила за эти две недели, после того как убежала от него».
Каждую ночь девушка засыпала на подушке, мокрой от слез.
Каждую ночь в темноте ее спальни ей чудилось его прекрасное лицо, серые глаза смотрели, казалось, прямо ей в душу, и она чувствовала его губы на своих губах.
Иногда боль разлуки становилась настолько невыносимой, что Араминта решала, что поедет назад в Лондон, бросится к нему и пусть все будет так, как он хочет, лишь бы быть рядом с ним и не страдать!
Но разум подсказывал ей, что даже ее любовь не выживет в таких условиях.
Этому совершенному чувству не дано цвести на греховной, дьявольской почве.
Как бы Араминта ни страдала сейчас, она будет страдать неизмеримо сильнее, когда ее любовь наскучит маркизу и он покинет ее.
Но как нелегко быть рассудительной и логичной, когда все ее существо жаждет его, по щекам нескончаемым потоком текут слезы, а губы шепчут: «Я люблю… Я люблю вас!»
Араминта чувствовала, что в ее будущем нет места ни счастью, ни надежде.
Впереди были долгие, однообразные годы скучной благопристойной бедности и томительного одиночества и терзающая боль потери.
Она не могла больше прятаться.
Ей хотелось побежать к дому и заглянуть в окно, чтобы хотя бы на секунду увидеть маркиза, а потом она приучит себя к мысли, что ей никогда больше не суждено встретиться с ним.
Услышав приближающиеся твердые мужские шаги, Араминта решила, что это Гарри идет сообщить ей, что маркиз уже уехал и нет нужды прятаться.
Чтобы скрыть выступившие на глазах слезы, она встала и спустилась к самой воде.
Шаги послышались совсем рядом.
— Он… уехал? — тихо спросила она.
Ответа не последовало.
Араминта нетерпеливо повернулась и увидела, что за ее спиной стоит не Гарри — это был сам маркиз!
Он показался ей выше, стройнее и даже красивее, чем рисовала его память, и, когда их глаза встретились, она замерла, не в силах ни двинуться, ни дышать.
— Араминта!
Его тихий глубокий голос подчинил себе все ее мысли и чувства.
— Я нашел тебя! Я нашел тебя, когда почти потерял надежду!
— Как вы… оказались здесь?
Говорить было слишком трудно. Араминта думала, что он не услышит ее вопрос. Но он услышал его, хотя понял неправильно.
— Гарри сказал мне, где вы прячетесь.
— Я просила его… не говорить вам…
Уэйн робко улыбнулся.
— Он пытался отрицать, что знает вас, но это было невозможно, после того как я вошел в гостиную.
Араминта выглядела озадаченной.
— В гостиной над камином висит ваш портрет.
— Но это же… это портрет мамы.
— Вы очень похожи на нее.
Араминте казалось, что они разговаривают во сне, в котором губы говорят одно, а сердца — другое.
— Зачем вы… приехали к Гарри? — с трудом спросила она.
— Я надеялся, что он поможет мне найти вас. Я хочу просить вас, Араминта, чтобы вы простили меня.
Девушка не могла больше смотреть маркизу в глаза. Она повернулась и опустила взгляд на сверкающую поверхность ручья.
Он подошел ближе.
— Пожалуйста, простите меня, моя дорогая, — тихо проговорил Уэйн. — Простите и позвольте сказать, как мне стыдно перед вами.
Араминта не шелохнулась.
— Я знаю, что для меня нет прощения, у меня не было никаких оснований так оскорбительно вести себя, но я никогда не встречал никого похожего на вас и никогда раньше не любил.
У Араминты замерло сердце.
Она оставалась неподвижной, словно боясь разрушить этот новый мир, который обещал ей счастье.
В голосе маркиза звучали незнакомые нотки, которых она никогда не слышала раньше.
Они отражали всю глубину его чувств, и его речь казалась ей волшебной музыкой.
— Я люблю вас, моя маленькая драгоценная Араминта! Всей моей жизни не хватит, чтобы рассказать вам, как сильно я вас люблю! Готовы ли вы соединить наши жизни?
Араминта все еще не могла пошевелиться, и Уэйн настойчиво повторил:
— Я прошу вас быть моей женой, дорогая!
