— Нет. Да. Это весьма печально для меня. Будь вы обыкновенной женщиной… Если бы вы были просто женщиной, мне было бы проще, гораздо проще.
— Я не понимаю вас, граф.
— Вы всегда не понимаете! — с горькой обидой воскликнул Рони-Шерье.
— Вы знаете, что я вас люблю, но всегда делаете вид, будто не понимаете ничего. Вы играете моими чувствами к вам. Вас забавляет, когда ваши слова причиняют мне боль. Вы развлечения ради кружите мне голову, не гоните и не зовете, позволяете мне быть у ваших ног и постоянно твердите: «Не забывайтесь. Что это вы говорите?» Вы… вы жестокая кокетка, ваше величество.
— Вы снова забываетесь, — заметила королева.
— Да! Стоит мне только сказать правду, как вы отталкиваете меня, а если я молчу, тогда вы маните меня обратно. Зачем, за что вы издеваетесь надо мной?
Изабелла улыбалась. Ей нравилось, что ее так любят.
— Что же вы от меня хотите, господин де Рони-Шерье?
— Я или умру, или не буду вашим бесправным фаворитом! Мое сердце может быть разбито, но оно не станет игрушкой.
— Никто не играет вашим сердцем.
Он с надеждой вгляделся в ее лицо.
— Ваше величество, — молил граф. — Только скажите мне правду. Что я для вас?
— Правду? Прекрасно. Так слушайте же, бесправнейший из фаворитов, ибо правда в том, что я люблю вас.
Он ахнул и умолк, не находя слов, чтобы выразить восторг.
— Да вы, кажется, не рады. Или рады?
Королева, не теряя самообладания, подошла к ошеломленному молодому человеку и посмотрела ему прямо в глаза.
— Изабелла… — прошептал он блаженно.
— Да, Антуан… — в тон ему проговорила королева, улыбаясь уголками нежных губ. В страстных объятиях смешался атлас ее платья с бархатом его камзола, завершившись поцелуем, долгим и нежным, как их чистая любовь. Теперь графу грех было жаловаться. Его мечта сбылась.
Изабелла сдержала слово и пригласила Орсини во дворец. Она отыскала новый способ досадить наглецу. Хотя ничто не мешало ей принять его немедленно, она заставила его прождать в общем зале, где толпились просители, более часа. Лишь когда Орсини стал явно порываться уйти, она велела впустить его. Так что молодой человек вошел в ее кабинет, преисполненный благородного негодования. Ее слова не улучшили его настроения.
— Вот что, мэтр Орсини, — заявила королева, высокомерно поглядывая на юношу, — мы великодушно подыскали вам место. Вы, как будто, желали служить своей королеве? Рассмотрев вашу просьбу, мы решили назначить вас помощником писаря. Однако же вы должны помнить об ответственности, которая ложится на ваши плечи. Возьмите же патент, и можете идти. Завтра вы приступите к своим обязанностям.
Ниже должности при дворе при всем желании было не найти. Разве что прислуга и лакеи.
— Благодарю ваше величество, — ответил оскорбленный сын колбасника, — но я не могу принять ваше «великодушное» предложение.
— Отчего же, сударь? Оно вас не устраивает?
Орсини сильно побледнел.
— Я думаю, ваше величество, что мог бы справиться и с работой более важной и полезной. По-моему, должность помощника писаря — это слишком мало даже для начала.
Откровенная дерзость и невежливость его ответа поразила юную королеву.
— Вот вы как полагаете? Не много ли вы на себя берете, мэтр Орсини? Вы просто дурно воспитаны и грубы.
— А с вашей стороны не грубость ли оскорблять честного человека насмешками! — не удержавшись вскричал Орсини.
— А вы наглец, — спокойно отметила Изабелла.
— У меня лишь есть гордость, — возразил он.
«Больше ее у тебя не будет», — подумала Изабелла, вызывая звонком колокольчика стражу. Она приоткрыла дверь, не обращая внимание на остолбеневшего Орсини. Несколько вооруженных гвардейцев, принадлежащих к ее личной охране, вбежали в кабинет и схватили юношу. Он попытался высвободиться, но это было бесполезно.
— В тюрьму наглеца, — приказала королева, освобождая страже дорогу. Несколько мгновений она наблюдала за ними, но когда молодого человека уже уводили, она вдруг спохватилась.
— Нет, постойте! Я милую его.
Стража отпустила Орсини. Слегка помятый, он отошел в сторону и отвернулся. Воцарилась тишина. Королева позволила ему остыть и осознать случившееся.
