- Идеальная симметрия, - разочарованно прокомментировал расшифровку записи Мэлтон. - Но я не вижу, в чем мы продвинулись.
Он замолчал, чтобы не мешать размышлениям двух ученых.
Всего две секунды понадобились Доджу, чтобы прийти к такому же выводу, что и математик.
- Ольга, - сказал вдруг он, - надо возобновить прослушивание. Из этого что-то следует.
- Должно последовать, - поддержал Ирквин.
- Все записывающие устройства включены, - ответила девушка, - и микрофоны этой комнаты - тоже. Мы будем предупреждены, когда передача сигнала снова начнется.
- Если она вообще начнется…
- Вы в этом сомневаетесь, Мэлтон?! - вскричал Ирквин. - Разве вы не видите, что этот квадрат - рамка, в которой будут писать будущее послание. Передача такого рода осуществляется числами из двух элементов, то есть чередованием 0 и 1 - ноля и единицы, чтобы лучше обозначить начало и конец. Ну же, сосредоточьтесь! - раздраженно продолжал он. - Ноль в регистрации волн - это просто отсутствие сигнала, молчание… Ладно, поймете это позже. А пока поверьте мне на слово. Рамка - очень необходима.
- Очевидно, рамку повторят и в последующих передачах, чтобы обозначить границы.
- И в ней нули будут составлять фон, на котором будут вписаны знаки послания, - прошептала Ольга голосом, дрожащим от волнения.
Мэлтон, усвоив выводы своих товарищей, молчал, размышляя.
- Это послание должно быть исключительной важности, Додж, - сказал он наконец, - если, как вы уже предполагали, они используют на радиопередачи огромные средства.
- Я не предполагаю. Я в этом уверен. Гигантские мощности!
- Клянусь, я расшифрую это послание, - заверил всех Ирквин.
Сказав это, он встал, взял бутылку со спиртным, которого осталось не больше половины, и спрятал ее в шкаф.
В ожидании продолжения первого послания, которое они окрестили N 0, члены экипажа обсерватории «Космос» жили в тревожном волнении: воодушевление и мучительное нетерпение сменяли друг друга.
Ирквин проводил время, шагая из угла в угол лунного сооружения, иногда останавливаясь у прослушивающего устройства, перед тем как вернуться в комнату отдыха, упасть в кресло и оставаться в нем какое-то время, обхватив голову руками. Мэлтон вовсе не знал покоя. Додж, вначале взбудораженный, немного пришел в себя, закрывшись в своей комнате на час, тогда и вспомнил о своих обязанностях директора и решился, наконец, сообщить ошеломляющую новость на Землю некоторым светилам от науки - что и должен был сделать тотчас при перехвате первого сигнала из космоса.
Он прошел в свой кабинет. Общаться с Землей можно было по радио, через релейную телефонную станцию, установленную на освещенной стороне Луны. Додж сразу попал на одного из своих коллег, который занимал официальный пост и был его другом.
- Как вы там, все хорошо?
- Старина, не могу поверить, - заговорил астроном не очень уверенным голосом. Однако, кажется, чем больше проходило времени после приема сигнала, тем больше его одолевали сомнения. - Послушай, держи это пока в секрете. Не стоит пока приводить в смятение прессу… Кажется, мы получили сигнал.
В ответ он услышал восторженные слова приятеля, а потом поток его вопросов и почувствовал раздражение.
- Да, я передам его вам… Мы его очень легко расшифровали… Пока ничего, кроме пустой рамки. Я говорю - это рамка. Черт побери, объясню вам позже. Надо, чтобы вы прежде всего ответили мне на мои вопросы. Очень важно. Обещайте, я вас заклинаю, сказать мне правду. Вы уверены, что вы не разыгрываете удивление? Я хочу знать: поклянитесь, что вы со своей стороны, с Земли, не посылаете в направлении нашей станции в экспериментальном порядке какие-либо радиоволны, чтобы придать немного вкуса тому жалкому существованию, которое мы здесь влачим.
Подозрения Доджа соотносились с методой, предложенной некогда одним видным ученым[14], разработанной к внедряемому проекту OZMA. Его проницательный ум предвидел феномен возникновения тоски и депрессии, которые непременно должны были овладевать несчастными исследователями космических станций, и поэтому он посчитал необходимым время от времени запускать в пространство ложные сигналы, чтобы пробуждать у обитателей небесных обсерваторий интерес к работе и не дать им совсем отчаяться и погибнуть от безнадежной и бесплодной деятельности.
