— Он нашел…
— Что ж, — спокойно сказал Ситроен, — это доказывает, что я был прав.
Дятел не шелохнулся, когда Жоэль опустился на ветку рядом с мишкой и расположился поудобнее.
— А вы? Не хотите сюда? — с издевкой обратился он к братьям.
— Нет, — ответил Ситроен. — Это неинтересно.
— Еще как интересно, — сказал Жоэль и повернулся к дятлу. — Правда?
— Очень! — подтвердил дятел и прибавил: — Между прочим, на ирисовой клумбе этих синих слизней полным-полно.
— Подумаешь, — сказал Ситроен, — все равно я бы и сам нашел. И потом, можно взять синюю краску и перекрасить любого.
Он направился к ирисовой клумбе, Ноэль — за ним. А Жоэль спустился на землю и присоединился к ним на полдороге. Косолапку он оставил сидеть в развилке.
— Можно съесть много, — сказал он. — Тогда взлетишь еще выше.
— Хватит и одного, — сказал Ситроен.
Выйдя из дому, Клемантина увидела посреди лужайки стремянку. Она подбежала поближе и заметила на ближайшем дереве с комфортом восседавшего в развилке Косолапку.
Она схватилась за сердце и помчалась в глубь парка, громко зовя детей.
16
8 октямбря
— Возможно, вы и правы, — сказал Жакмор, — но не стоит торопиться.
— Это единственный выход, — возразила Клемантина. — С какой стороны ни посмотри, если бы не было этого дерева, ничего бы не произошло.
— Вам не кажется, что виной всему скорее уж лестница?
— Само собой, эта кретинка не должна была оставлять лестницу, но это другой разговор. Она свое еще получит. Однако согласитесь, не будь дерева, Ситроену с Ноэлем не пришло бы в голову спрятать там мишку, чтобы Жоэль не достал. Все из-за него, из-за дерева. А что, если бы он, бедняжка, вздумал лезть за своим мишкой прямо так, без лестницы?
— Многие считают, — сказал Жакмор, — что детям даже полезно лазать по деревьям.
— Только не моим детям! И вообще, от деревьев только и жди неприятностей. Мало ли… Термиты подгрызут корни, и ствол свалится на голову, или сухой сук упадет и проломит череп, или молния ударит в верхушку, дерево загорится, ветер занесет язычки огня в детскую, и бедные дети умрут от ожогов!.. Нет, оставлять в парке деревья слишком опасно. Поэтому я прошу вас взять на себя труд сходить в деревню и нанять людей, чтобы они срубили все деревья. Половину пусть берут себе. А другую я оставлю на дрова.
— Каких людей? — спросил Жакмор.
— Ну, не знаю как их там: обрезчики или лесорубы… вот-вот, кажется, лесорубы. Попросите прислать мне лесорубов. Это очень сложно?
— Нисколько! — ответил Жакмор. — Уже иду. В таком деле важно ничего не упустить.
И он действительно тут же встал и пошел.
17
Люди пришли после обеда. Они принесли с собой разные инструменты, железные клинья, багры и жаровни. Когда они заходили в ворота, Жакмор как раз возвращался с прогулки, он остановился и пропустил их. Их было пятеро да еще двое учеников: один лет десяти, хилый, рахитичный, другой постарше, с черной повязкой на левом глазу и нелепо искривленной ногой.
Один из работников кивнул Жакмору — это с ним он договаривался о цене. Сошлись на предложении Клемантины: половина бревен лесорубам, половина хозяйке. Если ей понадобится напилить и сложить дрова, за это отдельная плата.
Жакмору эта затея была не по душе. Никакой особой привязанности он, родившийся зрелым человеком с незагруженной памятью, к деревьям испытывать не мог, но ему нравилась их рациональная красота и беспорядочное однообразие. Он не чувствовал потребности разговаривать с деревьями или слагать им оды, но любил блеск глянцевых листьев под солнцем, мозаику света и тени в пышных кронах, шелест ветвей, запах разогревшихся за день стволов. Любил острые язычки драцен, чешуйчатые столбики коренастых пальм, гладкие пахучие ветки эвкалиптов, похожих на нескладных, внезапно вытянувшихся девчонок-подростков с их манерой опрокинуть на себя целый флакон духов и обвешаться дешевыми медными побрякушками. Любил сосны, внешне неприступные, но готовые при малейшем прикосновении выпустить капли ароматной смолы; любил узловатые дубы, напоминающие лохматых дворовых псов. Словом, все деревья. У всех было свое лицо, свои вкусы и причуды, и все были по-своему хороши. Однако невероятная материнская любовь Клемантины оправдывала эту жертву.
