В закусочной я нашел настенный телефон и справочник. Эпифани Праудфут в нем не числилась, только ее аптека. Я позвонил туда, но никто не ответил. Полистав справочник, я обнаружил номер Эдисона Суита. Набрав первые четыре цифры, я повесил трубку, решив, что неожиданное посещение будет более полезным. Через десять минут моя машина стояла на 152-й улице, напротив его дома.
У входа молодая домохозяйка с двумя вопящими у ее ног малышами, придерживая хозяйственную сумку, пыталась отыскать в сумочке ключи. Я предложил помочь и подержал сумку, пока она открывала дверь. Она жила на первом этаже и слабо улыбаясь, поблагодарила меня, когда я вернул ей сумку с покупками. Малыши прижимались к ее пальто, шмыгая сопливыми носами, и не сводили с меня широко раскрытых карих глаз.
Я поднялся по лестнице на третий этаж, и тут же обнаружил, что дверь в квартиру Тутса не совсем закрыта. Я толкнул ее ногой, открывая настежь. Ярко-красное пятно растеклось по противоположной стене, словно на холсте абстракциониста. Это могло быть краской, но чисто теоретически.
Закрыв за собой дверь, я надавил на нее спиной, пока замок не щелкнул. В комнате царил кавардак. Мебель в беспорядке была свалена на сдвинутый волнами ковер. Кто-то здесь здорово подрался. Полка с цветочными горшками, перевернутая, валялась в углу. Стержень, поддерживающий шторы, был изогнут клином, и шторы провисли, напоминая чулки шлюхи после недельного запоя. Посреди всего этого развала стоял включенный телевизор, на экране которого медсестра из «мыльной оперы» обсуждала случай супружеской неверности с внимательно слушающим ее практикантом.
Перешагивая через перевернутую мебель, я старался ни к чему не прикасаться. На кухне следов борьбы не было. На столе с пластиковой крышкой стояла чашка холодного черного кофе.
В конце короткого темного коридора была еще одна дверь. Прежде чем повернуть ручку, я вынул из «дипломата» пару хирургических перчаток и натянул их на руки. Один только взгляд в спальню — и мне немедленно захотелось напиться.
Туте Суит лежал на спине в узкой кровати, руки и ноги его были связаны отрезками бельевой веревки. Его брюхо прикрывал скомканный, пропитанный кровью фланелевый халат. Простыни задубели от крови.
Лицо и тело Тутса были покрыты синяками. Белки его открытых, выпученных глаз желтели, как старинные биллиардные шары из слоновой кости, а в раскрытый рот было засунуто нечто вроде куска жирной колбасы.
Я внимательней пригляделся к тому, что торчало из его распухших губ и сразу же понял, что колбаса здесь не при чем. Туте задохнулся насмерть от собственных гениталий. Снаружи, тремя лестничными пролетами ниже, я услышал счастливый детский смех.
Никакая сила на свете не заставила бы меня поднять скомканный халат на животе Тутса. Даже не заглядывая под него, можно было догадаться, откуда взялось орудие убийства. На стене кровью были нарисованы звезды, спирали, длинные изогнутые линии. Три перевернутые пятиконечные звезды своим положением, вероятно, обозначали падение.
Пора уходить отсюда. Сказав Эдисону Суиту «до свидания», я закрыл дверь спальни, провожаемый невидящим взглядом его выпученных глаз. Хотелось осмотреть еще и гостиную, но там было слишком грязно, и я побоялся оставить следы. Моя визитная карточка исчезла с телевизора. Ее не оказалось и среди прочих вещей, а свежий бумажный мешок в кухне означал, что мусор уже вынесен.
Входную дверь я оставил слегка приоткрытой и, стащив с рук резиновые перчатки, запер их в свой «дипломат». На лестнице никого не было. Как я сюда входил, вроде никто не видел. Правда, меня могла вспомнить домохозяйка с первого этажа, но с этим ничего не поделаешь.
Я спустился по лестнице и покинул дом мимо детишек, играющих в «классы» во дворе. Они на меня даже не взглянули.
