— А кто? — спросила жена писателя.
— Беллис.
— Кто такой Беллис?
— Его форнит, — произнес писатель в оцепенении. Тусклый взгляд его, казалось, сосредоточился на чем-то очень далеком.
— Да. Именно, — сказал редактор немного удивленно, потом снова прочел им по памяти то письмо. — «Привет от Беллиса. Твои проблемы вызывают у меня искреннее сочувствие, мой друг, но я хотел бы сразу заметить, что ты не единственный, кому трудно. Мне тоже досталась не самая легкая работа. Я могу посыпать пишущую машинку форнусом до конца твоих дней, но нажимать на клавиши придется тебе. Именно для этого Бог создал людей. Так что я сочувствую, но не более того.
Понимаю твое беспокойство по поводу Рега Торпа. Однако гораздо больше меня волнует положение моего брата Ракне. Торп беспокоится о том, что с ним станет, если Ракне его покинет, но лишь потому, что он эгоистичен. С писателями всегда такая беда: они все эгоистичны. Его совсем не волнует что будет с Ракне, если ТОРП покинет его. Или станет ei bonzo seco.
Это никогда, видимо, не трогало его чувствительную душу. Но, к счастью, все наши тягостные проблемы имеют одно и то же промежуточное решение, поэтому я напрягаю свои крошечные руки и тело, чтобы предложить его тебе, мой пьяный друг. Ты можешь пожелать узнать окончательное решение, но, уверяю тебя, его нет. Все раны смертельны. Принимай то, что есть. Веревка иногда бывает слабо натянута, но у нее всегда есть конец. Так что благодари судьбу за лишние секунды и не трать время, проклиная последний рывок. Благодарное сердце знает, что в конце концов всем нам висеть.
Ты должен заплатить ему за рассказ сам. Но не своим чеком. Торп, может быть, и страдает серьезным и опасным расстройством ума, но это ни в коем случае не означает глупость». — Редактор произнес это слово по буквам: «Г-л-у-п-о-с-т-ь», потом продолжил — «Если ты пошлешь ему чек от своего имени, он раскусит тебя в пять секунд. Сними со своего счета восемьсот долларов с мелочью, и пусть твой банк откроет для тебя новый счет на имя „Арвин Паблишинг Инкорпорейтед“. Дай им понять, что тебе нужны чеки, выглядящие серьезно, по-деловому. Никаких там картинок с пейзажами и прочей ерундой. Выбери друга, которому ты доверяешь, и оформи его сотрассантом. Когда все будет готово, выпиши чек на восемьсот долларов, и пусть этот друг его тоже подпишет. Потом отправь чек Регу Торпу. На какое-то время это его выручит».
Все. Дальше стояла подпись «Беллис». Но не от руки, а на машинке.
Писатель присвистнул.
— Первое, что я заметил проснувшись, была машинка. Выглядела она так, словно кто-то старался сделать из нее пишущую машинку, принадлежавшую привидению. Днем раньше у меня стоял черный конторский «Ундервуд». Когда же я проснулся — с головой размерами с Северную Дакоту — машинка приобрела странный грязновато-серый оттенок. Последние несколько предложений в письме выглядели сжато и бледно. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что моему старому доброму «Ундервуду», по всей видимости, пришел конец. Я попробовал порошок на вкус и двинулся на кухню. На столе стоял вскрытый пакет сахарной пудры с воткнутой в него ложкой. А по дороге от кухни до закутка, где я в те дни работал, сахарная пудра была рассыпана буквально везде.
— Ты кормил своего форнита, — сказал писатель. — Беллис оказался сладкоежкой. По крайней мере ты так думал.
— Да. Но даже с такого жуткого похмелья я знал совершенно точно, кто этот форнит.
Он начал загибать пальцы.
— Во-первых, Беллис — это девичья фамилия моей матери. Во-вторых, фраза ei bonzo seco. Этой фразой мы с братом в детстве обозначали психов. В-третьих — и это самое главное, — написание слова «глупость». Это как раз одно из тех слов, в которых я обычно делаю опечатки. Я как-то работал с одним в высшей степени грамотным человеком, который писал «рефрижератор» через «д» — «рефриджератор» — независимо от того, сколько раз корректор это слово исправлял. Был еще один доктор наук из Принстона, который неизменно писал «женыцина» вместо «женщина».
Жена писателя неожиданно рассмеялась — Я тоже так пишу.
— Я, собственно, хотел сказать, что опечатки или описки человека — это нечто вроде его письменных отпечатков пальцев. Можете спросить любого корректора, который занимался произведениями одного и того же писателя несколько раз.
