Где птиц шальная скорость,
С подсолнуха пыльца,
Где материнский голос
Зовёт домой мальца.
* * *
Помнишь, нас кружили карусели,
В россыпи волос лучи вплелись,
В круговерти буйного веселья
Мы с тобою уносились ввысь.
И стрижи навстречу нам, и ветер,
Листьями пропахший, и летим
В синеву и солнце, и на свете
Больше ничего мы не хотим.
* * *
Любимая, нужно ли спорить?
Пусть тени бегут по углам.
Ах, нам поскорей бы зашторить
Огни фонарей и реклам.
Я тихой печали пластинку
Поставлю. Затеплится взгляд.
На стула высокую спинку
Одежды твои полетят.
Неистов порыв.
Без оглядки
Утопим в объятьях тела…
Родная, зачем в жаркой схватке
Мне в губы слезинка стекла?
* * *
Глаза, твои глаза…
О, кто мне напророчил,
Чтоб стать под образа
И славить эти очи?
Душевная стезя.
Иду по ней раскован.
В глаза войти нельзя —
В них столько колдовского!
Как ясно в их глуби,
И пусть в них скрыта тайна,
Не бойся, пригуби,
Испей нектар хрустальный!
* * *
Я люблю.
Давно со мною не было
Этого безумия. Люблю!
А снежинок суета нелепая
Бередила душу декабрю.
Я люблю.
А жгучий ветер с рвением
Взвихрил хлопья, как волос копну.
Странно, что в людском столпотворении
Вижу только женщину одну.
* * *
Ох и вьюга, ох, волчица,
Не скули, не сатаней!
Вновь у сумрака сочится
Кровь из содранных ступней.
Если в дни душевных тягот
Бьют невзгоды по судьбе,
Из душистых трав и ягод
Заварю я чай себе.
Сыпко снег метёт. Люблю я
У окна сидеть порой
И вдыхать настой июля,
Когда вечер злит пургой.
* * *
Меж ветвей сгустки сини. Рассвет…
А у холода острый хребет.
Красных роз лепестковый парус
Замерзает, в саду осыпаясь.
Ночь прошла, безутешная ночь,
Одному без тебя мне невмочь.
Месяц сходит со сцены – устал.
Свою роль он блестяще сыграл.
* * *
Метель, как белая сирень,
Металась на ветру весь день.
А к ночи силу набрала,
И в ней не злость, а страсть была.
Сверкая в свете фонарей,
Метель кричала мне: «Скорей!»
И я летел, и я любил,
Я встречу с милой торопил.
* * *
Мечта растопит слитки снов
И поманит издалека,
И вот из сутолоки слов
Протиснуться спешит строка.
И вдохновенью нет границ,
В строке я вижу высоту:
В ней шелест ветра, пенье птиц,
Она, как яблоня, в цвету.
И я, расправил два крыла
И в поднебесье взмыв, лечу.
А строчка силу обрела,
Рождённая в порыве чувств.
* * *
Не торопясь, катил автобус,
И тополя, под ветром горбясь,
Мелькали. Я глаза закрыл
И вспомнил горы, кипарисы
И пенистой волны капризы,
Где к морю спуск обрывист был.
Хотел я взять волну на привязь,
Чтоб обуздать её строптивость —
Как к берегу рвалась, озлясь!
А здесь, в краю шахтёрском, дома,
Акаций сладкая истома
По всей округе разлилась.
* * *
Тропа у самого обрыва,
Игольчатый кустарник гор
И бирюзовый цвет залива,
И во всю мощь морской простор.
Иду, и сладко пахнет хвоей,
На море отблески зари,
И веет в грудь такою волей —
Взлетай и чайкою пари!
* * *
С крыши шумно взметнулись голуби.
Час рассвета.
Обнажили деревья головы
Перед светлою памятью лета.
Суетимся…
Вчера ли, сегодня ли —
Мы всегда занятые.
Мимоходом лишь головы подняли,
А деревья – седые.
* * *
Осень, осень – астры, сентябринки —
От зимы им никуда не деться.
Я смотрю, как листья, выгнув спинки,
Падают, распластывая тельца.
Я смотрю, как нити паутины
Всюду ожерельями сверкают;
Рядом хризантемы, георгины,
Распахнув глаза, на мир взирают.
* * *
Ветер, как будто демон,
Снова приносит зло.
Плохо пришлось хризантемам —
Сломлены. Не повезло.
Ветер, расслабься, потише!
Звёздочка, не дрожи.
Вижу, как сыпятся с крыши
В травы каштаны-ежи.
Осень под тучей свинцовой
С ветром, гудящим в ветвях,
Бродит аллеей садовой
С блеском багрянца в глазах.
* * *
Время споткнулось о стрелку часов,
Остановилось мгновенье.
Вспомнилось детство и в буйстве садов
Розовых яблонь цветенье.
Вспомнился мне террикон-старикан
С плешью, в бороздках-морщинах.
Змея бумажного я запускал,
Стоя на самой вершине.
Как же он рвался из рук моих в высь,
В волнах воздушных плескался,
Всё же упал и на ветке повис —
С детством моим распрощался.
* * *
Когда терзает жизнь в запале диком,
И я терплю – не изойти бы криком,
И чтобы скрыть, как корчусь я от боли,
Скорей от всех я убегаю в поле.
Я окунуть спешу в траву колени,
В ромашках утонуть, как в белой пене,
И, ощутив всем телом боль земную,
