Да, безусловно, все государства подвержены эрозии. Но. Чем более глубоки основания политического бытия государства, тем более оно устойчиво. Поэтому классическое nation state, опирающееся на основные черты народной психологии и на основательное идеологическое основание эпохи Модерна (суверенитет народа, свобода личности, равенство всех перед законом и прочие основополагающие для европейского развития элементы идеологии), имеет в себе очень глубокое основание устойчивости. Более глубокое основание есть, пожалуй, лишь у государств, в которых существует очень религиозное общество, и правители которых декларируют происхождение своей власти как делегирование некоторых полномочий от Бога (либо иной «демиургической» силы). Партийное же государство, такое как СФРЮ или СССР, является изначально распадающимся политическим конструктом.
Что касается экономики, то общей чертой обоих государств можно назвать порочность экономического склада их бытия: выражалась же эта порочность по-разному. Если в СССР экономика была нездорово этатизирована и милитаризирована, в Югославии еще с конца 40-х она зависела от Запада. Видимо, Тито не ставил целью Югославии достижение ей экономического суверенитета (или вообще не он ставил ее цели).
Общество.
Продолжая развивать наш тезис о «моменте суверена», отметим, что любым активно развивающимся обществом может эффективно управлять лишь органично развивающаяся политическая и управленческая его надстройка. Гибкость же системы определяется уровнем глубины и прочности ее оснований. Таким образом, меняющееся общество в обоих государствах требовало большой гибкости от партийных и управленческих структур. В Югославии эта гибкость была, но носила достаточно странный характер, обусловленный марксистскими догмами: хорошим примером здесь может служить политика Тито в 60-х гг., направленная на усиление политических периферий для того, чтобы ослабить политические центры государства, что при жизни Тито дало стабилизацию государства, но в стратегической перспективе аукнулось распадом Югославии. Таким образом, «общим местом» мы здесь можем назвать природную, органическую негибкость политических элит СССР и СФРЮ.
«Общим местом» также назовем сильную секуляризацию в обоих государствах. Она влекла за собой деконструкцию мировоззренческих оснований русского и сербского этносов, родившихся и развивавшихся в рамках «еврейской» модели генезиса этноса (эта модель предполагает религию главной детерминантой, обуславливающей путь развития этноса и сохранения и усиления основных черт его идентичности).
И еще одно важное «общее место» – это ясно прослеживающаяся тенденция к расколу стержневого этноса: в Югославии Босния, Македония и Черногория развивались коммунистами как отдельные политические конструкты, не имеющие отношения к сербам, в СССР же осуществлялись достаточно последовательно украинский и белорусский национальные проекты. Это сопровождалось последовательной денационализацией русских и сербов, проводимой под лозунгами борьбы с национализмом, что усиливало эрозийность обоих государств.
Теперь выделим особенности каждой разновидности осуществления концепции «славянской мышеловки».
СССР характеризует больший этатизм, большая монолитность партии, более жесткая система управления.
СФРЮ выделялась большей конститутивной и «суверенной» роли армии, более мощной зацикленностью на Вожде (именно так. Советский партийный аппарат тяжело, но переживал смену лидеров, и в советских конституциях не говорилось о Личностях. которым население обязано счастьем. Тито же стал юридическим элементом государства. Конститутивным), и большая децентрализация, политическая и экономическая.
Особенности «общественные».
Нам интересны отклонения каждого конкретного примера от «общего знаменателя». Причем сам знаменатель мы не видим полностью, мы можем его определить, лишь изучив отклонения от него. Знаменатель здесь представляет собой некую совокупность принципов построения обществ и государств, осуществленную в обоих государствах и приведшую к очень похожим последствиям. Возможно, эта «совокупность принципов» – некая тайная концепция, составленная лютыми врагами православия и славянства. Тут мы удержимся от однозначных суждений – читатель вправе выбрать конспирологическую концепцию по своему вкусу или вообще не выбрать ее, наше стремление – дать возможность промыслить описываемые ситуации и процессы максимально глубоко.
