Мои слова остановили Кролгула, он так и застыл на одном месте, упираясь кулаком в землю, глядя на меня снизу вверх, взгляд его был нерешительным.
— Только посмотрите на него! — с негодованием сказал Инсент. — Зачем зря тратить время, Клорати? Ведь они не знают. Все махинации Шаммат против нас, их подлости, творимые при распаде Волиена, ни к чему не привели, ничего им не дали, потому что они не знали, они представления не имели, как скоро вторгнется Сириус, так что все их старания пойдут прахом.
— Ну конечно же, — заспешил Кролгул, обеспокоенный, жаждущий подсказки. — Мы ничего не знали. А вы нас не остановили, вы не предупредили… — И он начал скакать и буквально бесноваться от ярости и разочарования.
— Вы его только послушайте, — ехидничал Инсент. — «Вы нас не остановили», — говорит этот тип, как будто не сделал всего, что можно, дабы погубить нас и уничтожить, он ведь мной воспользовался как насосом или сифоном, чтобы украсть энергию Канопуса. «Вы нас не остановили», да уж! — И он лягнул Кролгула, а тот по-собачьи взвизгнул и остановился, потирая то место, на которое приземлился ботинок Инсента.
Инсент сам себе удивился, боялся взглянуть на меня, пристыженный, не смотрел на Кролгула, который, непонятно от чего вдруг осмелев и приободрившись, бросал на юношу быстрые торжествующие взгляды и незаметно пододвигался поближе, выставляя вперед свой зад, как бы приглашая пнуть его еще раз.
— Есть не один способ подпитывать Шаммат энергией Канопуса, — заметил я.
— Ой, Клорати, простите меня, что мне делать? Конца нет моей глупости. — Инсент был готов заплакать.
Кролгул, видя, что и эта возможность от него уплыла, снова выпрямился, но, казалось, ждал еще чего-то.
— Кролгул, — обратился я к нему, — поскольку ты так долго думал только о Канопусе, ты узнал многое о Цели, о Законе, об Ориентации. Однако ты использовал все свои знания только для зла. Спрашивал ли ты себя когда-нибудь — задавались ли обитатели Шаммат вопросом: а что бы случилось, если бы шамматяне пришли к канопианцам и сказали: «Научите нас, мы больше не будем воровать»?
В ответ на это шамматянин подошел украдкой, глупо ухмыльнулся, стал извиваться и осклабился, но в то же время он казался сильно испуганным, и я понял, что наступит день, когда…
И я сказал ему мягко:
— Кролгул, тебя, может, удивит, если я заявлю, что Шаммат понимает нас лучше, чем любая планета в Галактике; пожалуй, не меньше, чем Большая Пятерка Сириуса, члены которой томятся в изгнании, ожидая, когда же население распадающейся империи наконец правильно их поймет. Есть много путей к Цели. Когда ты захочешь все понять, что тебе следует делать в первую очередь?
— Это животное, — промычал Инсент, — эти жуткие шамматяне, о нет, Клорати, не можете же вы…
И действительно, Кролгул торжествующе приплясывал, ужасно смахивая в этот момент на обезьяну или паука — одни глаза и конечности — и распевал:
— Лучше, чем… лучше, чем… мы лучше, чем…
— Этого я не говорил и даже близко не намекнул, — одернул его я. — Что это ты придумал?
Но Кролгул, в экстазе от своего успеха, ринулся прочь, повизгивая и тявкая:
— Лучше… лучший…
Инсент молчал какое-то время.
— Клорати, объясните мне, для чего вы это ему сказали?
— Он запомнит мои слова. Он их как следует обдумает, когда опомнится.
Инсент, сейчас спокойно шедший рядом со мной к дому Ормарина, был уже далеко не тем самоуверенным, самодовольным парнишкой, который встречал меня на космодроме. Казалось, он отрезвел, даже устал.
— Лучше бы я этого не знал, — сказал он. — Трудно нести в себе такие мысли о Шаммат. Одно то, что привыкаешь быть настороже каждую минуту дня и ночи, достаточно плохо, не говоря уж о необходимости помнить, что животное… что животное…
— Ну же, Инсент, договаривай. — И наступило долгое молчание.
Мы уже были около дома Ормарина, когда Инсент наконец сказал:
— Я был его добычей животного. Чем я сам стал в результате?
Вы уже поняли, что Инсент стал именно таким, как я надеялся; полученные им уроки — и тут, на Волиене, и на планетах Волиена, — позволили нам сделать этого парня таким, чтобы он соответствовал нашим планам на будущее. Инсент еще пока слаб, и очень; он легко раним, эмоционально неустойчив, вряд ли сможет решительно противостоять тому, во что его попытается втянуть Кролгул. Но он больше никогда не будет корчиться в экстазе, наслаждаясь страданием, никогда больше не станет жертвой красноречия. И я могу сообщить, что все наши агенты удачно прошли через это испытание, окрепли и закалились, и теперь могут брать на себя побольше ответственности.
