Лазаро переночевал на плоскогорье в зарослях ковыля, завернувшись в расшитую сутану; ему грезилось, что скоро придет день, когда он встретится с погонщиком каравана мулов, посмотрит на него открыто, не прячась под капюшоном, и скажет: «Добрый день», – а погонщик кивнет дружески и ответит: «Здравствуй, как дела?» – и они по-приятельски заговорят о погоде, как обычные люди. Несколько раз он просыпался от холода и усмехался: вот и пригодилась бесчувственность рук и ног, а потом снова засыпал, окунаясь в тепло, что подобно прощению, очищению или курящейся лучине священного дерева, и устремлялся в новый мир будущего, в котором люди кивнут и скажут «добрый день». Как это будет прекрасно! И Раймунда опять его полюбит. Несомненно.
В имение Экобандодо Лазаро добрался к полудню. Он был весь в пыли, голоден, во рту пересохло, хотя недавно он напился из ручья и съел на завтрак джекфрут, который нес от самого Ипасуэно. У ворот стоял угрюмый парень с винтовкой и фляжкой чакты в кармане рубашки. Он был небрит и косоглаз, на непонятную фигуру под капюшоном взглянул с машинальным презрением. Ни слова не произнес, лишь приподнял бровь и дернул подбородком, давая понять бродяге, чтобы выкладывал, чего ему надо.
– Я пришел повидаться с Заправилой, – прохрипел Лазаро. – Буду молить его о благодеянии. Я прокаженный, мне нужны деньги на лечение.
Охранник ухмыльнулся и произнес, изображая предельную обходительность:
– Разумеется, дон Проказо, хозяин всегда с радостью помогает прокаженным… Ладно, а теперь вали отсюда, пока я тебя сам не вылечил! – Он сдернул винтовку и направил ее Лазаро в живот.
Мечты рушились на глазах, словно мостик с перерезанными веревками.
– Заклинаю тебя именем Господа, – проговорил Лазаро, но охранник ткнул его стволом в грудь, опрокинул навзничь и рассмеялся.
В этот момент в тучах пыли подрулил на пикапе Малыш, рядом с ним на сиденье расположился Пестрый. Они только что вернулись с работы – ночь напролет насиловали в хижине, а потом резали на куски двух девушек, – но еще сохранили силы для забав. Выслушав охранника, они велели Лазаро забраться в грузовичок, что тот и сделал с большим трудом. Надежда вновь ожила.
Бандиты отвели его в загон для скота и, приказав ждать, отправились сообщить хозяину. Заправила маялся от скуки и потому охотно согласился устроить небольшой спектакль; он кликнул всех, и толпа, переговариваясь и радостно гогоча, двинулась к загону, а Малыш отправился за реквизитом. Дожидаясь его возвращения, Заправила уселся в тени сейбы, как обычно делал, когда устраивались корриды, и Малыш вскоре появился с большой канистрой. Он просунул ее сквозь жерди изгороди, пролез сам и подтащил канистру к Лазаро. Тот терпеливо ожидал посреди загона, чувствуя важность момента. Малыш заговорил громко, чтобы все слышали и оценили юмор:
– У нас самих имеется кое-какой способ лечения. Называется «Танец огня», и это совсем недорого, приятель, даже очень недорого. Для начала нужно слегка омыть тебя нашей целебной водой, так что садись, а я полью.
Лазаро начал произносить благодарственную речь, которую два дня сочинял, но Заправила махнул рукой – мол, скромность не позволяет ему выслушивать подобное, – и калека опустился на землю.
Из-за недуга он не слышал запахи и не понял, что в канистре не вода. Насквозь пропитанный бензином, он еще сидел, терпеливо ожидая указаний, когда Малыш бросил горящую спичку.
Поначалу Лазаро удивился и растерялся – он словно вдруг очутился посреди вихря. Затем почувствовал, что не может дышать, и, схватившись за горло, стал подниматься на ноги. Он ничего не видел сквозь взметнувшееся пламя и вначале ничего не чувствовал – из-за недуга, растерянности и потому что пламя сперва накинулось на бензиновые пары и не касалось тела.
Но так было только вначале. Когда огонь вонзился в Лазаро тысячами пираний, он весь превратился в несмолкаемый вопль. Обезумев от боли, задыхаясь, он метался в столбе пламени, не видя и не слыша, как Заправила с холопами регочут, хлопают в ладоши, утирают выступившие от смеха слезы и отпускают замечания, сходившие у них за остроумие.