Это движение по городу на первых страницах книги соотносится с тремя временными рамками: настоящим временем, в котором происходит действие романа и для которого в реальной истории был характерен запрет на посещение Саксонского сада евреями в традиционной одежде; будущим историческим, но не романным временем; мифическим временем внеисторических архетипов. Наименование парка оживляет историческую память: Саксонский сад напоминает о притязаниях Германии на польские территории, которые вновь возникнут в 1939 году; сад этот примыкает к еврейскому гетто и останется на арийской стороне, когда гетто изолируют. Два жандарма с саблями — символ изгнания из рая, которое — в мифологическом пространстве — проторило путь к урбанистической цивилизации. В христианской герменевтике изгнание из рая соотносится с грехопадением всего человечества, но в историческом контексте романа оно касается только евреев, чье одеяние делает их узнаваемыми. Изгнание из общественного парка тут же уравновешено допущением на биржу — «реб Мешулам был одним из старейших ее членов». На этом фоне, сплетенном из мифического прошлого, польских муниципальных установлений, экономических факторов и еврейской истории до и после романного времени, Зингер представляет читателю Варшаву и начинает разворачивать сюжет.
Главная линия романа — процесс отхода от религии Асы-Гешла, в ходе которого отмечаются изменения героя-провинциала под воздействием столичной среды, причем кульминацией этого процесса служат обращенные к Асе финальные слова книги: «Мессия — это смерть. В этом все дело». Судьба бедного молодого человека, который хочет добиться успеха в большом городе, — весьма распространенная тема классических романов девятнадцатого века. В «Семье Мускат» Зингер вступает на стезю этого типа повествований, но неминуемая гибель Асы как часть общей трагедии противостоит привычным схемам жанра. Стремление Асы-Гешла к личной свободе путем отвержения традиционных установлений своей среды остановлено историческими событиями, которые отбрасывают его во времена еврейского мессианства.
По всему ходу книги внешняя среда, включая ее природные и созданные людьми компоненты, обретает пророческие черты. Достигается это отчасти введением оппозиций, которые впоследствии отвергаются историей.
В цитированном выше фрагменте противопоставлены притязания к Польше со стороны России и Германии: оппозиция двух нееврейских государств, которая растворяется в противопоставлении «евреи — неевреи» военного времени; различие между евреями в лапсердаках и без таковых уничтожается приказом согнать в гетто всех евреев.
Одна из наиболее традиционных оппозиций в романах — противопоставление города и сельской местности. Однако современный городской роман нередко отрицает подобную поляризацию, город в таком романе становится всеобъемлющей Вселенной, а деревня, если ее и призывают на страницы, остается некой условностью, существующей только в культурном багаже персонажей. В «Семье Мускат» варшавские герои покидают город на лето, дабы насладиться сельской жизнью, а провинциал Аса-Гешл приезжает в Варшаву, чтобы воспользоваться возможностями, которые предоставляет крупный город. Все это — вполне в русле традиционного городского романа. Однако мало помалу деревня становится опасной для евреев и все движение приобретает одно направление — к Варшаве, которую воспринимают как спасение от насилия со стороны зараженного крайним антисемитизмом сельского населения. Так, первый член семьи Мускатов, ставший жертвой войны, Адаса (вторая жена Асы), была убита именно в деревне. К последним главам романа улицы и дома Варшавы заполняются беженцами из сельской местности (это движение людей словно предвещает их насильственное перемещение в гетто, которое Зингер так и не описал). Деревня исчезает, перестает быть альтернативой городу в современном урбанистическом романе не потому, что его герои насильственно изгоняются из сельских местностей, но потому, что противодействующие силы, порождаемые деревней, меркнут перед внутренними разграничениями самой городской среды. Однако в этом современном еврейском романе отмеченная черта усиливается тем обстоятельством, что деревня исчезает с его страниц из-за насилия, порожденного историческими причинами.