О родителях своих Араб не говорил, вероятно, из сострадания к тем, кто распускал о нём дикие слухи, дабы ничего случайно не опровергнуть, а если и упоминал вскользь – то выдавал настолько противоречивые пассажи, что сомнений не оставалось: всё, что он рассказывает, он сочинил только что.
А ещё он знал кучу всяких экзотических по меркам простых обывателей языков, типа японского, тайского или монгольского. Ну и не зря же его звали Арабом – арабский он, разумеется, знал тоже.
Было ему где-то меньше тридцати, но точно больше восемнадцати. Не такой уж и высокий, но точно выше среднего. Для русского – смугл и черняв, но точно не «татарин». Вполне открытый, но точно не ближе, чем в рамках мастер-клиент – попытки завязать дружбу им попросту игнорировались.
Выбирал он себе друзей по каким-то одному ему известным принципам. Звал кататься на роликах, охотно откликался на любые просьбы – хоть у родителей отпросить, хоть денег одолжить, хоть помочь склеить воздушного змея – и был рад видеть в любое время дня и ночи. Если когда-то родители и переживали за своих чад и потенциальную «дурную компанию» (а то и что похуже!), то к настоящему моменту давно смирились с наличием Араба и даже здоровались с ним на улице.
Не всякий роллер мог войти в его компанию, а кто-то «на колёса» и вовсе впервые под руководством Араба вставал.
… Одним из таких «избранных» был и я. Не то чтобы мы с Арабом подружились после того, как он мне починил ролики – вовсе нет, я с некоторых пор не катался, но Араб про меня всё равно не забывал, мечтая, наверное, однажды заново «расшевелить».
Если кто и мог помочь в расшифровке надписи – то только он.
Отвечая Лизе короткое: «Да, есть один знакомый», – я вдруг спохватился, что по понедельникам Араб имел обыкновение всегда куда-то уезжать на весь день, на завтра я договорился со своей девушкой погулять по Москве, а сегодня как назло заканчивалась суббота…
Встреча с Арабом откладывалась по меньшей мере на двое суток, что никак не могло обрадовать Лизу. Пришлось сказать ей об этом сразу, пока она не начала планировать.
Лиза молчала долго, только то и дело мелькала пиктограмма карандаша в поле сообщений, сигнализируя, что мне порываются что-то написать, но каждый раз останавливаются. Наконец, она коротко спросила, нету ли других вариантов, но, увы, у меня оных не было. Снова возникла пауза.
За распахнутым окном вдруг зашелестел по кустам дождь, повеяло ночной летней сыростью. Природа принимала душ, словно напевая при этом незатейливую песенку, которую дождевые капли отстукивали по карнизу. Переменчивый ветер то взмахивал тюлем, так что до меня долетали брызги дождя, то стихал, то принимался мерно колыхать занавеску, будто я перенёсся в подводное царство.
Скрипнула дверь, и ко мне вошла бабушка, ворча, что нечего полуночничать и глаза ломать с ноутбуком, а то до полудня меня потом не добудишься. Гордо и несгибаемо прошествовав мимо меня, бабуля сердито захлопнула окно, оставив для «свежего кислорода» одну форточку, погрозила мне пальцем и – осталась стоять, ожидая, пока несносный внук, то есть я, не выключит свой слишком маленький для здорового зрения компьютер. Местная-то «машина» красовалась подаренным моими родителями ультрасовременным четырнадцатидюймовым монитором, за временной ненадобностью прикрытым кружевной салфеткой – включался компьютер, только когда дед садился писать очередную статью, а в последнее время он это делал редко, под настроение.
С показным вздохом я послушно захлопнул крышку ноута и отложил его на тумбочку в изголовье дивана. Спорить с бабулей на ночь глядя было бесполезно – она слишком хорошо меня знала и слишком ответственно относилась к миссии по моему воспитанию, с которой, по её мнению, родители мои категорически не справлялись, да и не могли справиться по определению.
Удовлетворённая моей покладистостью бабушка пожелала мне спокойной ночи и удалилась, а я, выждав пару минут, как ни в чём не бывало вернулся к переписке.
«Ну раз уж мы с тобой так похожи, – написала тем временем мне Лиза, – может, я схожу к твоему Арабу за тебя? Завтра?»
