К концу 1917 г. через генерального секретаря по военным делам УНР С.В. Петлюру должны были проходить все назначения в украинизированных формированиях. Например, в Особой армии, располагавшейся в районе Полесья. В частности, Петлюрой не был утвержден назначенный ранее командующим войсками этой армии генерал-лейтенант В.Н. Егорьев. Последний платил Петлюре той же монетой, игнорируя его оперативные приказы. В армии сложилось даже своеобразное противостояние армейского комитета, поддерживавшего Егорьева, с армейской радой, подчинявшейся Петлюре и действовавшей в обход командующего армией. В итоге Егорьев арестовал раду, но в ночь на 31 декабря 1917 г. сам был арестован гайдамаками атамана Певнего (по другим данным – атамана Кудри) и отвезен в бердичевскую тюрьму. Из-за отсутствия верных частей командующий армией не мог обеспечить даже собственную безопасность[433]. Из Бердичева через двое суток его перевели в Лукьяновскую тюрьму Киева, где пришлось сдать шашку, причем всерьез обсуждалось, арестован ли Егорьев или же взят в плен. С занятием Киева красными в конце января Егорьеву удалось освободиться, причем, как он вспоминал, «у Крыленко я застал т.т. Подвойского и Дыбенко и, указав, что я не украинец и обещав, что в случае опасности для Москвы я, как москвич родом, готов стать на ее защиту, просил отпустить меня к моей Особой армии, командармом которой продолжал считать себя. Просьба эта была уважена…»[434]
В 1918 г. на территории гетманской Украины, по сути находившейся под германским протекторатом, оказались тысячи офицеров старой армии. Многие из них пошли служить в гетманскую армию. Фактически Украина тогда была наиболее спокойным местом на охваченных Гражданской войной землях бывшей Российской империи. К тому же по отношению к Центральной России это было наиболее близкий в территориальном и культурном плане регион. Здесь сохранялся русский язык, а военная служба по своим принципам была очень похожа на дореволюционную.
По этим причинам масса офицеров решила перебраться сюда, спасаясь от красного террора и втягивания в Гражданскую войну. Как правило, офицеры были настроены антибольшевистски, но отнюдь не в украинском, а, скорее, в русском имперском духе. Как справедливо отметил современный украинский исследователь М.А. Ковальчук, «для многих кадровых офицеров служба в армии Украинской Державы была лишь вынужденным этапом в борьбе за “возрождение России”»[435]. Единственная оговорка – эта борьба для русского офицерства не заключалась в кавычки.
По свидетельству украинского генерала и бывшего офицера русской армии А.И. Удовиченко, в это время «как в государственный, так и в военный аппарат было собрано для работы немало людей, которые в силу своих русофильских тенденций смотрели на Украину как на плацдарм для формирования антибольшевистских сил»[436]. Тот факт, что большинство офицеров, служивших на Украине при гетмане Скоропадском, были враждебно настроены по отношению к украинской национальной идее, признают и сами украинские авторы[437].
Полковник Б.И. Бучинский писал генералу А.И. Деникину 23 июля 1922 г.: «С огромным интересом прочел I том Ваших “Очерков” и еще раз пережил ту горечь и боль, которую пережили все любящие свою Родину люди, когда на наших глазах разваливалась армия и гибла Россия. К сожалению, в 18 и 19 годах, когда была полная возможность избавить Россию от большевизма и дать ей национальное правительство, дело наше провалилось. Интересно, как Вы объясните это в Вашем труде. Я полагаю, что несчастье все в том, что большинство преследовало свои личные цели мелкого карьеризма[438] и благополучия, совершенно не заботясь об интересах страны. Достаточно вспомнить[439], что большинство офицеров Ген. штаба, старших начальников и чиновников явились к нам только после крушения гетманства, потеряв там свое жалование»[440]. Таким образом, по мнению одного из штаб-офицеров Генерального штаба, которое, скорее всего, разделял и сам Деникин, подчеркнувший наиболее острый фрагмент этого письма, в гетманской армии офицеры задерживались из-за жалованья и карьерных соображений.
