Был юноша богат, как фараон.
Его достоинств нам не счесть число.
Светилось ясным разумом чело.
Владел он всем, что было у купца,
Владел он всем имуществом отца!
Науки светской мудрость возлюбя,
Он окружил учеными себя.
Саадом звался. Видел в нем отец
Всей жизни счастье, дней своих венец.
Покои для гостей воздвиг Саад.
Прохожему любому был он рад.
К нему дорогу знали свой, чужой:
Он всех встречал с открытою душой,
Всем путникам предоставлял приют…
Спросив: откуда и куда идут,
Какая цель у них и в чем нужда, —
Он милость им оказывал всегда,
Оказывал гостям в жилье своем
Внимательный и ласковый прием.
Когда же, чуткий сердцем, видел он,
Что гость благодеяньями смущен,
Хозяин с лаской задавал вопрос:
Что видел он? Что знал? Что перенес?
Что, странствуя, стремился он познать?
В какой науке видит благодать?
Саад внимал гостям, как ученик,
Он в тайны сокровенные проник,
Он стал наук заморских знатоком,
Алхимией и волшебством влеком.
Но вот привел непостижимый рок
Двух чужестранцев на его порог,
Одетых в одинаковый наряд:
В зеленое от головы до пят.
Поставил блюда для гостей Саад,
Раскрыл объятья, их приходу рад.
Он ласковым не для приличий был, —
Таков души его обычай был!
Великодушьем он гостей потряс.
Такую милость встретив в первый раз,
Переглянулись оба, замолчав:
Их поразил его приятный нрав.
Желая их развлечь, в один из дней
Хозяин пир устроил для гостей,
Который полон был всего того,
Чего желает наше естество.
Когда вино дыханием паров
Отбросило смущения покров,
Своим гостеприимством сын купца
Пленил навеки странников сердца.
Когда он лаской поразил гостей,
«Откуда вы? — он вопросил гостей, —
Ответьте мне: где жили прежде вы?
В зеленой почему одежде вы?»
А те: «Далек родной страны рубеж,
Она зовется Шахрисабз и Кеш.
На зеркале ее широких вод
Трава, подобно ржавчине, цветет.
Одета вся страна в зеленый цвет,
Кто в ней живет, в зеленое одет.
Как видишь, в зелень мы облачены:
Мы Шахрисабза верные сыны».
«Теперь скажите мне, — спросил Саад, —
Какой диковинкою мир богат?»
Один промолвил гость: «Моя страна
В зеленые одежды убрана,
Благоуханна, как цветущий рай.
В раю цветущем есть нагорный край,
То место называется Кетвер,
А в нем, поднявшись до небесных сфер,
Кумирня гордо своды вознесла:
Она из камня сделана была,
А на ее стенах, со всех сторон,
Был ярко мир зверей изображен.
Опомниться не сможет человек,
Когда найдет в монастыре ночлег:
Узнает он годов грядущих даль,
И радость будущую, и печаль.
Когда он вступит в тот стеклянный храм
И сон к его приблизится глазам,
К нему во сне два странных существа
Придут и скажут вещие слова,
В лицо вперив зрачки недвижных глаз,
По очереди поведут рассказ.
И первое поведает о том,
Что встретит он, идя благим путем;
Поведает второе существо,
Какое горе поразит его.
И станет пробужденному от сна
Вся будущая жизнь его ясна.
Он радостно проснется поутру:
От зла уйдет он и придет к добру».
Так молвил первый странник и затих.
Второй повел начало слов таких:
«В той области живет святой старик.
Он сердцем чист, он разумом велик.
Когда, увидев сон в монастыре,
Узнав о зле грядущем и добре,
Иной постичь не сможет благодать,
Понять не сможет, как от зла бежать,
И станет пред загадкою в тупик, —
Страдальца просветит святой старик.
Так нужно поступить: увидев сон,
Но не поняв, что означает он,
Не зная, как благим путем пойти
И как дурного избежать пути,
Отправься к старцу, расскажи свой сон.
Советом старца будешь умудрен,
И, выполнив его благой совет,
Увидишь ты добра желанный свет».
Саад сознанье потерял: рассказ
До глубины души его потряс.
Он до ночи не отпускал гостей,
Измучил их беседою своей.
Тоскою беспредельною объят,
Бессонницей томясь, решил Саад
Отправиться в зеленую страну,
В кумирню, к удивительному сну.
Настало утро, чей лазурный свет
Наполнил ярким блеском дольний цвет.
Лишенный воли, потеряв покой,
Саад томился темною тоской.
Свое решенье он открыл отцу.
Чтоб сына удержать, пришлось купцу
Принять немало хитроумных мер,
Но юношу влекла страна Кетвер.
Ты болен страстью? С нею не борись,
Одно поможет средство: покорись…
Поняв, что сына удержать нельзя,
Ни уговаривая, ни грозя,
Купец, хотя стонал и плакал сам,
Сыновним все же уступил слезам,
