– Э, да мы знаем, что ваша мать из Ликодии. У вас буйная кровь! Ох! я, кажется, съел бы вас глазами.
– Ешьте глазами, если нравится – крошек не останется. А пока поднимите мне эту связку.
– Для вас я поднял бы весь дом!
Чтобы не покраснеть, она бросила в него попавшейся ей под руку стамескою и только чудом не попала в него.
– Поторопимся, болтовнею сухих веток не свяжешь.
– Если бы я был богат, то хотел бы иметь такую жену, как вы, Санта.
– Я не выйду замуж за коронованного короля, как Лола, но приданое найдется и у меня, когда Господь Бог пошлет мне кого-нибудь.
– Мы знаем, что вы богаты! Это мы знаем!
– Если знаете, то поторопитесь. Отец идет, и мне не хогелось бы, чтобы он застал меня во дворе.
Отец начинал хмуриться, но девушка делала вид, что не замечает этого, потому что кисточка на берете стрелка щекотала сердце отца, и постоянно танцевала перед глазами дочери… Когда отец выставил Туридду за дверь, дочь открыла окно и проболтала с ним весь вечер, так что все соседи только и говорили об этом.
– Я схожу с ума из-за тебя, – говорил Туридду. – Я теряю сон и аппетит.
– Вздор.
– Я хотел бы быть сыном Виктора Эмануила, чтобы жениться на тебе!
– Вздор.
– Клянусь Мадонною, что я съел бы тебя, как хлеб!
– Вздор.
– Ох, клянусь честью!
– Ох, мать моя!
Лола, подслушивавшая их каждый вечер из за вазы с базиликом, то краснея, то бледнея, позвала однажды Туридду.
– Итак, кум Туридду, к старым друзьям больше не заглядывают?
– Да! – вздохнул юноша, – счастлив тот, кто может заглянуть к вам.
– Если вы желаете заглянуть ко мне, то вы знаете, где я живу! – ответила Лола.
Туридду стал заглядывать к ней так часто, что Санта заметила это и захлопнула окно перед его носом. Когда стрелок проходил, соседи указывали на него с улыбкою и покачивали головою. Муж Лолы объезжал ярмарки со своими мулами.
– В воскресенье я пойду исповедоваться, потому что ночью мне приснился синий виноград, – сказала Лола.
– Не ходи, не ходи! – упрашивал Туридду.
– Нет, теперь скоро Пасха, и мой муж захочет узнать, почему я не была на исповеди.
– Ах! – шептала Санта, дочь дяди Кола, ожидая на коленях своей очереди перед исповедью в то время, как Лола делала стирку своим грехам. – Клянусь душою, что не пошлю тебя в Рим на покаяние!
Кум Альфио вернулся со своими мулами, нагруженный деньгами, и привез жене в подарок на праздник красивое, новое платье.
– Вы правы, что привозите ей подарки, – сказала ему соседка Санта, – потому что, когда вас нет здесь, жена украшает ваш дом!
Кум Альфио был из тех людей, которые держат ухо востро и, услыша такие слова про жену, побледнел, точно его пырнули ножом. – Черт возьми! – воскликнул он. – Если вы ошибаетесь, то я не оставлю вам в целости глаз, чтобы плакать, ни вам, ни всей вашей родне!
– Я не привыкла плакать! – ответила Санта. – Я не плакала даже, когда видела этими самыми глазами, как Туридду, сын тетки Нунции, входил ночью в дом вашей жены.
– Ладно, – ответил кум Альфио. – Я очень благодарен вам.
Теперь, когда ревнивец вернулся, Туридду не болтался больше днем по улице и переваривал свое горе в трактире с товарищами; в канун Пасхи перед ними стояло блюдо с колбасою. Когда вошел кум Альфио, Туридду понял по одному тому, как он устремил на него глаза, что тот пришел по делу, и положил вилку на блюдо.
– Что прикажете, кум Альфио? – сказал он ему.
– Я ни о чем не прошу, кум Туридду. Я уже давно не видал вас и хотел поговорить с вами-вы знаете о чем.
Туридду протянул было ему стакан, но Кум Альфио оттолкнул его. Тогда Туридду встал и сказал:
– Я готов, кум Альфио.
Тот охватил его шею руками.
– Если вы согласны придти завтра в фиговую рощу, то мы сможем поговорить об этом деле, кум.
– Подождите меня на рассвете на большой дороге, и мы пойдем туда вместе.
При этих словах они обменялись поцелуем вызова. Туридду сжал зубами ухо перевозчика, что означало торжественное обещание явиться.
Товарищи молча оставили колбасу и проводили Туридду до дому. Бедная тетка Нунция ожидала его ежедневно до позднего вечера.
– Мама, – сказал ей Туридду: – помните, когда я ушел в солдаты, вы думали, что я больше не вернусь? Поцелуйте меня крепко, как тогда, потому что завтра утром я ухожу далеко.