Неожиданно Луиза увидела человека, который молился, обхватив голову руками. Бедняга, подумала она и тотчас узнала Майкла. Сначала она не поверила своим глазам, а потом ей стало страшно — такое отчаяние было написано на его лице.
Майкл сам не знал, что привело его в собор. Он довольно рано освободился и остановился в Винчестере, чтобы купить для Луизы цветы и хоть немного загладить свою вину перед ней. Он знал, что в последнее время вел себя с ней отвратительно. Весь поглощенный мыслями о Луизе и Веронике, он остановил машину и отправился по Хай-стрит, не замечая цветочных магазинов. Если бы мне было, кому довериться, думал он, с завистью вспоминая об удивительной близости Луизы и ее матери. Его мать ему бы не помогла. Она совсем ничего не понимала. Почти нищая, измученная работой, фанатичная католичка, она различала только черное и белое. Каждое воскресенье, хотел этого Майкл или не хотел, его тащили на службу. Когда он получил стипендию, открыл для себя другой мир. И тогда решил, что во что бы то ни стало разбогатеет. Церковь была для него пустой тратой времени. Он предпочитал делать деньги.
— Красивые цветы, сэр. Три букета вместо двух.
Майкл пришел в себя. Женщина сидела на ступеньках старого креста, где когда-то местные фермеры продавали масло и молоко.
— Мне три букета, — сказал Майкл.
— Благослови вас Бог, сэр. Я вам добавлю еще один букет на счастье, а денег не возьму. Ладно?
— Счастье мне не помешает.
Майкл заплатил за цветы и пошел дальше. Улица привела его прямо к дверям собора, и он сам не помнил, как оказался внутри.
В последний раз он заходил сюда, когда отпевали его мать. Глядя на каменные статуи в нишах, он изнывал от зависти к ним. Холодный камень ничего не чувствует. И лица у статуй в точности такие, как в их первый день. Он стоял и смотрел на них, пока не увидел другие лица. Сначала лицо Вероники, ее молящие глаза. Потом лицо Луизы.
Майкл долго простоял на коленях, но вышел из собора еще более одиноким, чем вошел в него. На него ничего не снизошло. Напрасно он надеялся. Теперь он твердо знал, что решать придется ему самому, и только самому.
О розовых гвоздиках он и не вспомнил. Они остались лежать на каменном полу собора.
Роберт совершал обычный четверговый обход, переходя от кровати к кровати и диктуя свои соображения по поводу состояния больных. У него было тяжело на сердце. Почему он выбрал неврологию? Ужасная специальность. Как можно работать, когда твои усилия почти никогда не приносят выздоровления людям? Да и в собственной жизни у него все перепуталось. Что-то не так с ним, Луизой, Майклом и Вероникой. Они словно связаны одной веревкой.
— Сэр, у миссис Уотсон опять поднялось давление, и правая рука почти не действует.
Роберт почувствовал себя виноватым за ненужные мысли и сосредоточился на больной.
— Здравствуйте, миссис Уотсон. Ну, что нам с вами делать?
Завтра он поедет к Веронике.
Вероника совсем ему не обрадовалась. Впрочем, он ни о чем не спрашивал. Просто сказал, что будет проезжать мимо и заедет к ней.
— Но, Роберт, у меня все хорошо. Не волнуйся.
— Я не волнуюсь, — твердо проговорил Роберт. — Но у меня есть несколько свободных дней, и я хотел бы провести их с моей сестрой. Мне нужен отдых.
На это Вероника не могла сказать «нет», хотя Роберт чувствовал, что ей хочется как раз этого.
Было еще раннее утро, когда Роберт взял в аренду машину и по дороге из Сан-Мало наслаждался видом голубого моря, сверкавшего перламутром. Настроение у него улучшилось. Наверное, его неожиданная любовь к Луизе мешает ему просто смотреть на вещи. Не исключено, что Майкла и Веронику связывают лишь финансовые проблемы. Он вспомнил, как много денег Майкл положил во французский банк на имя Вероники, и подумал, что редкие мужья бывают так щедры к бывшим женам.
— Ну, как ты?
Роберт поцеловал сестру и критически оглядел ее. Выглядела она отлично, еще лучше прежнего, и очень окрепла. И сердце у нее отличное, нечего Майклу поднимать всех на ноги из-за этого. Один шанс из тысячи, что оно подведет ее. Вероника еще переживет их всех. Роберт знал, что, несмотря на внешнюю хрупкость, его сестра физически очень крепкая.
