Забыв обо всем на свете, она отдалась наслаждению чувствовать своего мужа, своего любовника, внутри себя. Он удивительный любовник и точно знает, как доставить ей наслаждение.
— Ах! — воскликнула Луиза, почувствовав приближение оргазма, и покрепче прижалась к Майклу.
Майкл не проронил ни звука. Он великолепно владел собой и еще долго не позволял себе кончить.
Позднее, когда Майкл крепко спал рядом, счастливая и умиротворенная, Луиза повернулась к нему. Чего это она разволновалась? Вероника… Да ну… Улыбнувшись, она опять прошептала:
— Да ну…
Вероника была такой же нереальной, как часы из одуванчиков, которые она сдунула, когда была маленькой.
Шато-ле-Грев утопал в лунном свете. Из окна своей спальни Вероника смотрела вдаль на море. Только что начался прилив, и волны, пенясь, наступали на берег, торопливо разглаживая несколько миль песка. Вдалеке сверкали огни города. Справа темнели Высокие скалы. Там не было никаких огней. Наверное, все тамошние фермеры, а их немного в горах, уже давно спят. Только Веронике не спится. Невозможно, невозможно. Немыслимо. Она мерила шагами комнату, не в силах успокоиться. Из Англии пришла хорошая весть.
Утром Вероника сидела в небольшой комнате, где обычно завтракала, и просматривала альбомы с образцами обоев и красок.
— Спасибо, Андреа, — сказала она, освобождая на столе место для подноса.
Андреа Лудек, наливая кофе в чашку, пыталась рассмотреть, какие именно обои заинтересовали ее хозяйку.
— Жан-Поль специально для вас принес из деревни свежие круассаны. — Незаметно вытянув голову, она разглядела, что обои как будто предназначены для детской. — Я знаю, вы любите такие.
— Великолепно. — Вероника взяла один и окунула в кофе. — Вы меня балуете.
— Еще что-нибудь?
Андреа уже не сомневалась. Обои действительно для детской. Голубые, с мишками, кроликами и другими зверюшками.
— Нет. Спасибо. Я сама принесу поднос. А потом буду весь день заниматься этим.
— Опять ремонт?
— Да. Надо будет переклеить обои в маленькой комнате рядом с моей спальней.
Вероника слабо улыбнулась, и Андреа заметила, как у нее сузились зрачки. Заглянув ей в глаза, Андреа подумала, что проникла в мозг Вероники, но не обнаружила там ни одной мысли, потому что все они были где-то далеко. Ей пришло в голову сказать Веронике, что она слышала, как та ходила ночью, но потом решила этого не делать. Однако она не смогла удержаться от другого вопроса:
— Обои для детской?
— Да. Она мне скоро понадобится. Не буду же я вечно одна.
— Она только что развелась, — сказала Андреа мужу, когда он пришел перекусить в двенадцать часов. — Другого мужчины не видно. Зачем ей детская?
— Не наше дело, — спокойно ответил Поль.
— Очень странно. И она какая-то странная. Видел бы ты ее. Нет, это ненормально.
Поль со злостью бросил ложку в тарелку.
— Держи свои мысли при себе, Андреа. Я хочу тут работать. А если мадам Вероника услышит тебя, мы тотчас вылетим отсюда.
— Не беспокойся. Я никому ничего не скажу.
— Никому. Даже своей любимой Марии-Терезе.
— Даже ей. Но все-таки признай, это странно.
Поль молча доел суп.
В Оффертоне жизнь протекала в приятном однообразии. Луизе не потребовалось много времени, чтобы установить дружеские отношения с Лиззи Кэри и ее мужем Диком. В этом ей помогло знакомство Лиззи с Бетти. Несмотря на разницу в воспитании и образе жизни, женщины мгновенно нашли общий язык и с удовольствием проводили время вместе.
И Лиззи и Дик полюбили детей Гордона и Евгении. Правда, Луиза старалась приглашать их, когда Майкла не было дома. Они меняли облик старого дома, который уже не казался Луизе таким холодным и отчужденным, как прежде. Руперт, ко всеобщему удивлению, очень привязался к Дику и проявил большой интерес к садоводству.
— В первый раз его что-то всерьез заинтересовало, — радовался Гордон.
А Руперт с гордостью демонстрировал всем выращенную им красную редиску.
— Это потому, что он видит результат, — сказал Дик.
— Вы не представляете. Совсем крошечные зернышки — и вот, всего за четыре недели! — хвастался Руперт.
О Майкле не говорили никогда. Кэри были почтительны, однако Луиза чувствовала, что они считают его высокомерным, по крайней мере по отношению к ним. О Веронике тоже не говорили. Они не хотели, Луиза не решалась.