В своем недавнем исследовании темы безумия в пушкинских шедеврах, написанных в 1833 году, Гэри Розеншильд предлагает ряд психоаналитических истолкований «Пиковой дамы», применимых и к «Игроку»:
[Германн] высоко ценит идеал своего эго (т. е. идеал супер-эго) – общественное положение, богатство и наличие потомства, но не находит в нем радости, поскольку этот идеал требует расчета, умеренности и трудолюбия – трех верных карт суперэго, воплощающих то, что Фрейд считает необходимым для цивилизации, но также причиной недовольства ею [Rosenshield 2003: 40].
Когда Германн ставит на даму, что приводит к его разорению, «эго не только оказывается поверженным, но и само безумие возвышается как средство, благодаря которому восторжествовала безусловная истина: Германн выбрал правильную карту – даму» [Rosenshield 2003: 38]. Германн, пишет Розеншильд, «теперь должен проиграть, чтобы выиграть; он должен проиграть, чтобы доказать, что действительно играл» [Rosenshield 2003: 49]. В тот короткий период, пока он выигрывает, Германн «не рассчитывает, он живет». Типичная для Достоевского оппозиция между реальной жизнью, с одной стороны, и холодным, мертвящим расчетом, с другой, возникает уже в произведении Пушкина. Само собой разумеется, Достоевский добавляет к этому парадокс. Анализ Розеншильда наглядно показывает психологическую напряженность, роднящую рассказчика из романа Достоевского с пушкинским героем, и дает научное обоснование для символической и аллегорической интерпретации, которую мы предлагаем в настоящей работе. Алексей также проигрывает, но, в отличие от Германна и в соответствии с апофатическим духом произведений Достоевского, он проигрывает выигрывая.
«Расчет», вошедший в виде символа в поэтику Достоевского, занимает важное место в общей иерархии интеллектуальных типов, определяющей его философию. Если автор делает различие между «эпистемологически более высоким, более свободным, более широким применением мыслительной способности» (разум, или Vernunft) и «более ограниченным, узко расчетливым, “рационалистическим” ее применением» (рассудок, или Verstand), отдавая предпочтение первому (отсюда фамилия положительного героя Разумихина в «Преступлении и наказании»), то мы можем рассматривать расчет как нечто вроде уменьшенного, злого брата-близнеца рассудка, в котором предельно сконцентрированы его наиболее предосудительные, мертвые черты [Scanlan 2002: 6]. Обособленные и рационально мыслящие герои Достоевского воплощают этот урезанный вариант умственной деятельности и демонстрируют его последствия для личности. Расчетливость – серьезный противник благодати. Например, в тесно связанном с «Игроком» очерке «Зимние записки о летних впечатлениях» (1863 год) Достоевский пишет: «Но тут есть один волосок, один самый тоненький волосок, но который если попадется под машину, то всё разом треснет и разрушится. Именно: беда иметь при этом случае хоть какой-нибудь самый малейший расчет в пользу собственной выгоды» [Достоевский 1973а: 79–80]. Законы логики, разумеется, не в силах помочь нам понять эту оппозицию. Если, как замечает Г. С. Померанц, человечеству невозможно отказаться от личной выгоды, то «одна капля твари вытесняет всего Бога» [Померанц 1990: 80]. Таким образом, разум должен выйти за пределы рационального. Сюжеты романов Достоевского показывают, что действия, совершенные вопреки «личной выгоде» – алогичные, а вследствие этого чудесные, – ведут к благодати. Так я трактую проигрыши бабушки за игорным столом.
Оппозиция между расчетом и благодатью присутствует не только в творчестве Достоевского, но и в его жизни. Его легковерная вторая жена Анна Григорьевна считала причиной неизбежных проигрышей мужа в рулетку его неспособность действовать рационально и хладнокровно (т. е. рассчитывать, вместо того чтобы отдаваться на волю своих эмоций):
Все рассуждения Федора Михайловича по поводу возможности выиграть на рулетке при его методе игры были совершенно правильны и удача могла быть полная, но при условии, если бы этот метод применял какой-нибудь хладнокровный англичанин или немец, а не такой нервный, увлекающийся и доходящий во всем до самых последних пределов человек, каким был мой муж. Но, кроме хладнокровия и выдержки, игрок на рулетке должен обладать значительными средствами, чтобы иметь возможность выдержать неблагоприятные шансы игры. И в этом отношении у Федора Михайловича был пробел… [Достоевская 1987: 182].
