Время от времени приходилось изучать и другие формы сигнализации, доступные мирному населению. В 1915 году подозрения возникли в связи с тем, что в беспощадно бомбардируемых и разрушенных деревушках ипрского выступа, например в Брилане, продолжали находиться женщины. Почему эти женщины, окружённые смертью и несчастьем, остаются на местах? Видимо, некоторые из них должны быть шпионками! Автору однажды поручили доложить о преступной деятельности этих фламандок. Первое злодеяние, которое инкриминировалось им, заключалось в том, что эти женщины, большая часть которых добывала хлеб насущный стиркой солдатского белья, периодически сигнализируют лётчикам-наблюдателям противника, развешивая бельё условленным образом. Так, один день поле может быть усеяно большим количеством нательных рубашек, расположенных по кругу, на другой день — не меньшим числом кальсон, развешенных крестообразно.
Наблюдение за бриланскими женщинами приходилось вести и по ночам: были сообщения и о световых сигналах противнику. Ночи напролёт мне приходилось дрогнуть в ожидании — не поднимется ли штора, не вспыхнет ли лампа в окне. Но женщины Брилана, очевидно, не страдали бессонницей. Так заглохли «бельевая» и «световая» паники.
Следующим номером: была «голубиная» паника. Говорили, немцы пользуются домашними и почтовыми голубями для сношений со шпионами. Отдали приказ безжалостно уничтожать каждую «голубеобразную» птицу. Что эта паника имела какие-то основания, было доказано впоследствии убийством голубя, окрашенного в зелёный и красный цвета, «под попугая». Компетентное и тщательное исследование этой диковинной птицы в штабе 14-го корпуса никогда не выветрится из моей памяти. Под ослепительной электрической лампой командир корпуса лорд Каван и его штаб стояли, вытянув шеи, вокруг офицера разведки (его жена разводила голубей в графстве Сюррей), который прочёл лекцию «о методах, применяемых для сокрытия пересылки сообщений с голубями».
Затем возникла тревога иного рода. Бельгийцами севернее Меркама были пойманы два немецких солдата в водолазных костюмах. Эти головорезы перешли через затопленную разливом территорию и два дня провели в тылу бельгийских позиций, отмечая все детали организации фронта. «Водолазов» обнаружили в воронке от снаряда. Несмотря на то, что при них нашли начерченные от руки карты бельгийского сектора, а также большое количество записей, с ними обошлись, как с обыкновенными военнопленными.
Интересно знать, были бы так великодушны немцы, если бы обнаружили двух солдат союзников, одетых водолазами и шпионящих в тылу?
Если два немца могли проникнуть через линию, то, очевидно, то же могли сделать и другие. По всем фламандским полям и деревням началась облава на замаскированных гуннов.
Было ещё много всяких тревог. Особенно серьёзную тревогу вызвало подозрение, что существует тайная телефонная линия, проходящая от какого-нибудь города, вроде Армантьера, через «ничью землю» в немецкие окопы. Проверка десятков неработающих линий на передовых позициях была нелёгким делом.
Когда в 1917 году в Аррасе приблизился день, намеченный для наступления, умники из местного штаба опять решили, что мирные жители, несколько десятков которых упорно продолжало оставаться в разрушенном и отравленном газами городе, держат связь с противником, пользуясь в качестве курьеров собаками и рыбами.
Во время этой «собачьей» паники шёл сильный снег, и каждое утро можно было увидеть офицера разведки, тщательно изучающего следы вокруг Арраса.
Откуда и куда идут следы? Разведка совала свой нос в интимнейшие дела собачьей жизни. Крестовый поход против рыб был более сложной задачей. У Арраса река Скарп слегка отклоняется на восток, т. е. к германским позициям. Что проще для шпиона-рыбака, как поймать рыбу, разрезать, вложить в неё своё донесение и затем бросить усопшую обратно в реку? Примерно через час мёртвая рыба или мёртвая собака, деревянный ящик, словом, что хотите, достигнет германских позиций. И вот в Аррасе поперёк реки протянули сети различной частоты, и каждый день весь отвратительный мусор, собранный сетями, подвергался тщательному осмотру.
