Эта шпионка на мотоцикле вызвала в моей памяти другой случай. Представьте себе Остенде в конце августа 1914 года. Тысячи жалких созданий — стариков, женщин и детей — битком набились в кабинки купален на когда-то оживлённом пляже; узкие, мощёные булыжником улицы кишели возбуждёнными моряками, солдатами и мирными гражданами.
Все в один голос, с площадной, бранью и проклятиями, говорили о прибытии улан в это утро.
В кафе за «аперитивами» люди, отбросив церемонии, собирались в кружки.
Общая опасность помогла сломать лед, и поэтому никто не удивился, когда красивая, стройная девушка подвинула свой стул к нашему столу и приняла участие в разговоре на вечную тему — о «бошах». Вскоре незнакомка переменила эту тему и сказала с американским акцентом, показывая на мою форму цвета хаки (всеми затравленный военный корреспондент, я решил скрывать свою профессию) и кивая своей завитой «по-марсельски» головкой в сторону мола: «Так вы из этих английских лётчиков, оттуда (два британских гидроплана только что обосновались на другой стороне гавани). Да, да, не рассказывайте мне сказок».
Было неблагоразумно в эти первые беспорядочные дни публично заявлять себя «писакой», кроме того, меня заинтересовало её любопытство; я не стал разуверять. Мы начали болтать с ней по-английски.
— Я приехала из Бостона, — пояснила она, пуская синие кольца дыма над своей чашкой кофе. — Проводила отпуск в Льеже со своим дядькой. Нужно же было дурацкой войне разразиться как раз теперь, когда я купила такой прекрасный мотоцикл! И вот сижу здесь на мели, а мои чемоданы всё ещё в Льеже. Такая досада.
— Где ваш мотоцикл?
— Во дворе, в гараже. Мировая машина. Бельгийский «Ф.Н». Какие я на нём совершала прекрасные прогулки совсем одна! Прошлый месяц объездила все окрестности Намюра, Шарлеруа, Арлона. Завтра хочу попытаться попасть на нём в Гент. Вы бы поглядели на меня, когда я надеваю дорожные бриджи!
Некоторое время разговор продолжался в том же духе, но собеседница внезапно прервала его:
— А вы? Расскажите мне что-нибудь о себе и о ваших самолётах. Много вас прибыло? Зачем? Когда? Неужели англичане идут сюда? Расскажите же мне что-нибудь интересное. Я привыкла, чтобы меня занимали…
Иногда у неё пропадал американский акцент; это и возбудило мои подозрения. Когда она забывалась, у неё проскальзывала типичная континентальная шепелявость. Я подразнил её этим.
Она отделалась шуткой. Но мне удалось перевести разговор на другую тему, «мои» самолеты были забыты, и мы весело болтали о том, о сём и… договорились вместе поужинать на следующий вечер.
Между тем я отправился к командующему морской авиабазой.
— Совершенно правильно сделали, не разуверив её, что вы лётчик, — сказал он. — Продолжайте её морочить. Она, безусловно «из тех». Этот город просто кишит ими… Говорите, что сегодня вечером ужинаете с ней? Прекрасно, расскажите несколько сногсшибательных штучек.
И он накачал меня «дутой» информацией, которую должен был поведать мисс Тони. Насколько помню, лейтмотивом было то, что в самое ближайшее время здесь ожидаются две дивизии. Добрая доля «дутой» информации, возможно, в конечном счете, попала к немцам: на следующий вечер я выкладывал её в течение всего ужина под одобрительное мурлыкание Тони.
На утро она заявила, что хочет «попытаться пробраться в Гент и спасти хоть часть своего гардероба.
— Я рассчитываю застать Остенде полным англичанами, когда вернусь сюда. Вот красота! — сказала она на прощанье, садясь на свой мотоциклет. Она исчезла в облаке пыли, больше я её не видел.
В работе полевой контрразведки происходили довольно комические эпизоды. Одним из наиболее искусных и пользующихся доверием британских офицеров разведки в Северной Франции был некий скандинавский джентльмен с русой бородой и усами викинга, — более непохожего на англичанина трудно представить. Когда этот офицер приступал к работе в новом районе, он нередко оказывался первым, кого задерживали. Его, бывало, останавливал какой-нибудь бдительный полисмен британской военной полиции, и злополучный офицер прозябал в участке, пока вмешивался штаб, к которому он был тогда прикомандирован.
