Однако неделей позже Хамида постигло еще большее огорчение. Он встретился с шейхом Мухаммедом Саббаком, имевшим в ученом мире ислама репутацию мужественного реформатора и сторонника прогресса. Саббак выступал со смелыми тезисами об освобождении женщин и в защиту социальной справедливости. В Дамаске шутили, что из-за позиции в женском вопросе ему заказан путь в добрую половину мусульманских государств, в то время как другая половина отказывает ему во въезде, видя в нем замаскированного коммуниста. Однако в Сирии шейха Саббака уважали, тем более что министр обороны приходился ему зятем. Этому-то человеку Хамид и решил с глазу на глаз изложить свои идеи.
Фарси просил поддержки, но, выслушав его, коренастый шейх подскочил, словно ужаленный скорпионом.
— Вы с ума сошли или только притворяетесь? — вскричал он. — У меня жена и дети! Кто будет кормить их, если я умру, опозоренный обвинениями в безбожии?
В конце 1952 года Хамид много слышал о храбрости ученых из Алеппо. Он посетил множество исламских профессоров в этой столице сирийского Севера, но все они ответили ему отказом.
Когда Хамид рассказал о своих неудачах мастеру Серани, тот воспринял все равнодушно, не проявив ни малейшего участия. И только на прощание посоветовал ученику не рваться так рьяно вперед, потому что люди медлительны и в этом случае могут потерять его след.
Тогда Фарси еще не понимал, что именно из-за своей нетерпеливости он и оторвался от соратников.
Прием у министра культуры в то время казался Хамиду большой удачей. И только в тюрьме он понял, что уже тогда эта встреча не предвещала ничего хорошего.
В середине апреля 1953 года Хамид получил письмо из министерства, в котором ему, как и многим другим каллиграфам, лингвистам, педагогам, специалистам в естественных науках и иллюстраторам, предлагалось принять участие в подготовке новых школьных учебников. Таким образом власть хотела улучшить их внешний вид и привести к единому стандарту содержание. Хамиду предлагалось отвечать за шрифты. Больше в том письме ничего не было.
В то утро Фарси встал в четыре часа. Его не покидало чувство, что предстоящий день обещает быть для него особенно важным. В министерстве Хамид столкнулся со старым известным ученым Сати аль-Хурси, неутомимым участником общественных дебатов по разным вопросам и большим другом националистов. Аль-Хурси считал язык фундаментом нации.
Опустившись на свободный стул, Хамид увидел напротив табличку с незнакомой ему фамилией. Сидевший рядом мужчина сообщил ему, что министр заранее определил место за столом каждому из приглашенных. «Этому он, конечно, научился у французов», — добавил он, усмехаясь. Хамид отыскал свою фамилию между двумя молчаливыми владельцами типографий. Вскоре прибыли все участники совещания, за исключением самого министра. Хамид заметил, что среди присутствующих нет ни одного шейха.
Наконец вошел и он. Все сразу почувствовали исходящую от этого человека силу, воздух в помещении словно завибрировал. Жорж Мансур, высокообразованный молодой литературовед, учился во Франции, а потом некоторое время работал в Дамасском университете, откуда в конце 1952 года был призван президентом Шишакли для реформы школьного образования.
У Хамида поначалу не укладывалось в голове, как может христианин отвечать за воспитание детей в стране, большинство жителей которой составляют мусульмане. Однако уже через час после начала беседы он был настолько очарован Жоржем Мансуром, что совершенно забыл об этом маленьком недоразумении.
— Я не стал приглашать учителей религии, потому что наша тема не имеет к ним никакого отношения, — начал министр. — Шейхи соберутся завтра на отдельное заседание, на котором мы с господином Саббаком ознакомим их с новыми принципами преподавания ислама, установленными нашим президентом. А сегодня нам предстоит разговор с двумя лучшими печатниками Дамаска, которые, надеюсь, могут нам кое-что посоветовать и охладить наш пыл, в случае если мы слишком много о себе думаем. Они имеют дело с газетами и должны знать, что у нас богатое воображение.
Министр знал, что делает. Жорж Мансур отличался завидным красноречием и владел арабским языком лучше иного суфия. Он мастерски жонглировал цитатами, стихами и известными литературными сюжетами.
