— Так ты занималась с ним любовью? — смущенно спросила Сэм.
— Да. В сарае.
Мэнди оттолкнула Сэм и зарыдала еще пуще. Слезы, словно капли дождя, падали на щеки.
— Но когда я проснулась, его не было, — всхлипнула она. — Он ушел, даже не попрощавшись.
— А что ты хотела, чтобы он сказал?
Мэнди положила руки на прохладный подоконник и посмотрела на светлеющее небо:
— Я не знаю.
— Может быть, он ушел, потому что не знал, что сказать. Вероятно, для него это так же сложно, как и для тебя.
— Нет, я думаю, здесь таится большее, чем просто нежелание подобрать слова, — тихо пробормотала Мэнди, как будто не хотела, чтобы ее услышали. — Этим он хотел наказать меня.
— За то, что ты скрывала от него Джемми?
— Отчасти, — медленно произнесла Мэнди, начиная понимать, что за его страстью стояла скорее злость. — Но больше за то, что я не осталась с ним тогда, когда он меня просил об этом. Я не думаю, что он когда-нибудь простит меня.
Мэнди легла в постель, чтобы поспать несколько часов, а Джесс к этому времени был уже чертовски пьян. После того как ушел из сарая, он направился на свое ранчо. Там он нашел бутылку виски и, распластавшись на полу, поднес бутылку ко рту. Несмотря на то, что виски жгло ему горло, Джесс продолжал пить глоток за глотком.
Ему нельзя было касаться Мэнди. Это он говорил себе уже сотни раз в течение двух часов. Надо было покинуть ее дом в ту самую минуту, когда она вошла в комнату. И он покинул бы, если бы она не выглядела так, будто только что выпрыгнула из объятий Джона Ли.
Джесс опять поднял бутылку и сделал еще глоток.
Румяные щеки, неприбранные волосы, обольстительная улыбка. Он поставил бутылку на дощатый пол около колена. Не надо было целовать этот соблазнительный ротик, не надо было оставлять ей свою рубашку, которая будет напоминать о нем. Самодовольная улыбка появилась на его губах. Да, он оставил рубашку, чтобы ей было над чем подумать. Мэнди сама выпрашивала у него любви. К тому времени как они очутились в сарае, она уже пылала страстью, страстью к нему. И когда она уснула в его руках, его имя было у нее на устах. Он наказал ее, как и хотел.
Так почему же ты тогда напиваешься как свинья?
Потому что ему нравится вкус виски. Он сделал большой глоток, чтобы доказать это. Но обмануть себя не удастся. Можно обманывать кого угодно, но только не себя, не свое тело.
Да, может, виски тебе нравится, но неужели тебе также нравится головная боль по утрам? Почему же ты не посмотришь правде в глаза, амиго, ты же любишь эту женщину!
Нет, это не любовь, уверял он себя. Это ненависть движет им. Она шептала ему про любовь, брак и отвернулась от него, когда надо было выбрать между мексиканцем и родным отцом. Мэнди скрывала от него сына двенадцать лет. У него были причины, чтобы ненавидеть ее и отомстить.
Отомстить? Это именно то, чего ты хотел? Неужели об этом ты думал, когда держал ее в своих объятиях, пока она спала?
Да, убеждал он себя, да, это именно то, чего он хотел.
Так почему же ты держишь ладонь на сердце?
Джесс посмотрел на руку и почувствовал боль. После стольких лет сердце его еще болит.
Из окна кухни Марго видела, как Джесс, шатаясь, вышел из барака, направился к ведру, наклонился и опустил голову в воду.
«Пьяный», — подумала Марго с отвращением. Как это похоже на него. Где он был всю ночь? Она знала, что он не возвращался на ранчо до двух часов ночи, так как до этого времени ждала его. Наверное, провел ночь с какой-нибудь проституткой.
Немного позже Марго заправила свой «линкольн» бензином недалеко от шоссе и открыла боковое стекло. Напротив нее остановился грузовик, на котором сбоку было написано, что он принадлежит поместью Макклаудов. Ковбой стоял возле него и наблюдал за Марго.
— У тебя есть новости для меня? — тихо спросила она.
— Может быть, — ответил он, усмехнувшись.
Марго достала кошелек, вынула помятый чек и вручила ковбою.
Он внимательно посмотрел на сумму.
— Мне кажется, мои сведения стоят больше, чем эти ничтожные пятьдесят долларов. — В его глазах мелькнула мрачная усмешка. — Такая богатая женщина, как ты, могла бы дать намного больше.
