– Да вы не стесняйтесь, пейте, разговор у нас будет долгий. Есть, что обсудить.
Эти слова дошли до меня. Он произнес их медленно, выговаривая каждую букву, и, закончив, продолжал двигать челюстями, будто шарики во рту катал.
– У вас, насколько я понимаю, имеется образование, вы изучали математику, правильно?
Он заложил руки за спину и, немного пританцовывая, принялся расхаживать по комнате. Сделал паузу, ожидая моей реакции. Я подтвердил:
– Да, в семинарии довелось изучать математику.
– Вот и отлично. Надеюсь у вас, Георгий Георгиевич, нет претензий к советской власти? Ваша перековка происходит успешно, иначе говоря, вы признаете справедливость наказания и со свойственным вам смирением принимаете его.
Заканчивая эту фразу, он сел на стул, прямо напротив меня, и взгляд его вонзился мне в тело. Я и не чувствовал его уже, тело своё, а тут сразу ощутил.
– Подписал и признание, и что согласен, еще там…
Говорил я медленно, отвык, и он перебил меня:
– Все это мы знаем, время прошло, ваше мнение сегодня нелишне будет услышать. – На этот раз он встал, красиво развернулся на каблуках и пошел от меня в противоположную сторону комнаты, показывая, что мой ответ мало его интересует.
– Нет у меня никаких и ни к кому претензий…
Он резко обернулся.
– Я про советскую власть спрашивал. – Он замолчал, глаза его снова жили во мне.
– И к советской власти тоже нет.
Не сводя с меня глаз, он несколько повысил голос:
– Тоже нет чего?
– Претензий нет. – Говорю, а по всему телу холод ползет. Не снаружи, внутри.
– Да, смотрю, по капле надо все вытягивать. – Он немного помолчал, а потом, монотонно выговаривая слова с железом в тоне, на одном дыхании произнес: – Вам представляется случай, скажем так, шанс изменить свою жизнь, иначе говоря, выжить. На момент вашего ареста ваша жена была беременна, и теперь вы отец еще одного сына, Юрием назван. У вас два сына и дочь. Так вот, если хотите к семье вернуться и поддерживать её, берите бумагу и пишите, что готовы выполнять любые общие работы, а также имеете определенные навыки в бухгалтерском учете и можете быть тем самым полезны для органов НКВД.
Ничего не связывалось у меня в голове, полная каша. Елена родила сына, и сердце ощутило жизнь, дыхание, родное что-то… и тут сразу накатывает нечто совсем из другого мира, этот учет и бред про работу в органах. Я посмотрел ему в глаза в надежде понять, что это все значит. Он пододвинул мне бумагу и ручку.
– Или вы пишете, или вы умрете – вопрос только времени, а оно у меня заканчивается. Ваша жена за вас ходатайствовала, это только между нами. Пишите скорее, иначе вам уже никто не поможет.
Не укладывается в голове… Что Елена просила, как, кого… Пока меня вели сюда, пережил ожидание выстрела в спину и холод внутри, приближение смерти. Вместо этого предлагают жизнь, за которую платить надо, и цена этой жизни – прожитая жизнь… Ради сохранения жизни и семьи… Боже милостивый, прости раба твоего, отринуть семью не под силу мне! Может, слаб я, может, веры мало, что хорошо будет с ними все – так мои силы здесь выпили. Живым не себя не числю – труп ходячий и тачку толкающий.
Выборы секретаря, заявленные вторым вопросом собрания, прошли в том же духе. Все единогласно поддержали мою кандидатуру, потому что ее выдвинули. Не уверен, что «стариков» это сильно обрадовало. Пока голосовали, я мучительно искал в голове правильную форму слова, означавшего выпавшее на мою долю нелепое воззвание к добровольческой миссии. И вдруг я понял, что убеждать и уговаривать никого не потребуется.
– Благодарю за оказанную честь. Будучи секретарем, постараюсь оправдать ваше доверие. Первым мое обращение к вам связано с событиями во Вьетнаме. Возможно, от нашей страны потребуется оказание вооруженной помощи. Тех, кто готов добровольцем отправиться во Вьетнам для оказания интернациональной помощи братскому народу, прошу написать заявления в свободной форме.
После собрания на столе лежали, заполненные разными мальчишескими почерками, заявления. Исключений не было. Последнее я написал сам. К командиру полка я направлялся, испытывая гордость за широту русской души, отравленную горечью от тупость военных чиновников, безответственно тративших жизни молодых ребят. Комполка на месте не оказалось, заявления с готовностью принял замполит.
