– Сумку забери.
Тот неохотно зашевелился. Подтянул к себе сумку, в которой лежало оружие, ну и кое-какие инструменты, нажал одним пальцем на рычаг – дверца дрогнула, открывшись, а он не торопился выйти.
– Шевелись, Хок, – бросил сипловатым голосом Гектор, расстегивая на груди черный комбинезон. Спохватившись, он достал большой черный пакет, встряхнул его и расправил на полу гаража, приказав: – Переодевайтесь.
Люка одним движением сняла шапочку, превращающуюся в маску с прорезями для рта и глаз всего за секунду, расстегнула молнию на куртке и, не стесняясь мужчин, стащила ее с себя, оставшись в белоснежном бюстгальтере. Она скинула и ботинки, стащила брюки, все бросила в черный пакет на полу.
Черты ее лица не для обложек глянцевых журналов, очерчены жесткими линиями и с первого взгляда грубоваты, но передают волевой характер, внутреннюю силу, решительность. В век повальной инфантильности люди с волевым началом магически притягивают глаз, легко запоминаются, но трудно поддаются описанию, ведь то, что ощущается на подсознательном уровне, не имеет точных примет. Подобных людей можно узнать только, встретившись лицом к лицу еще раз, а составить фоторобот – задача практически непосильная, Люка знала об этой своей особенности.
У нее первоклассная фигура без признаков анорексии. Жирок под кожей, тем не менее кости упакованы в плотные, округлые мышцы и идеальную кожу. Она знала: Хок с Гектором украдкой косятся в ее сторону, мысленно оба владеют ее телом, особенно сегодня не отказались бы оба снять напряжение. Но свального греха в команде нет и быть не может, все же собрались вместе не отморозки с одной извилиной на всех, заточенные лишь на кайф. Однако сегодня и Люка ощущала невероятное напряжение, с которым едва справлялась.
Гектор побросал последние вещи в пакет, попросил проверить, не забыли ли чего, поднял тюк одной рукой, сказав:
– Приготовьте поесть, я вернусь через часок.
– Куда ты? – спросила Люка, натягивая футболку. Вопросов к нему у нее было очень много, очень. И все требовали немедленных ответов.
– Уничтожу обмундирование, – бросил он, выходя из гаража.
Во дворе стояли еще две машины – импортная и семерка. Гектор взял семерку. Ни Люка, ни Хок не вышли из гаража до тех пор, пока не растворился в ночи звук мотора. А ночь в этой части города была образцово спокойной и, как назло, настраивала на лирическую безмятежность.
На полпути к дому Хок остановился, закуривая, поднял лицо к небу, да так и застыл. Люке пришлось обойти его, ступив за дорожку прямо в рыхлую землю, предназначенную для огородных культур, которые некому сажать. Группа Гектора снимала этот дом вместе с садом и огородом, да любителей покопаться в земле, почувствовать ее, ощутить связь с природой среди них не нашлось.
Поворачивая ключ в замке, она оглянулась – Хок все еще стоял с запрокинутой головой. Он наполовину хоккеист, наполовину ассасин. Не взяли его в лидирующую команду, но не потому, что бездарный, нет. Просто Хок неудачник, а неудачникам всегда что-то или кто-то мешает, например, интриганы, которые были, есть и будут. Отсюда и кличка – урезанная от слова «хоккеист», как напоминание, что и клички он удостоился усеченной. Прошлое Люки – тоже спорт.
– Что ты там ищешь? – спросила она без тени насмешки.
– Звезды, – отозвался он. – Их нет.
– В городе много света, поэтому не видно звезд.
– А я думаю, они обходят стороной города, здесь им нечего делать.
Люка предпочла бы, чтобы сейчас Хок смотрел не в бездну над головой, тем более там ни черта не видно, а в ее глаза. Сказать, что она влюблена в него как кошка, – это будет неправдой, но парень он что надо, а физиологию никто не отменял. Правда, Хок мягок, пожалуй, слишком. И сегодня замешкался, не стрелял, а застрял у трупа Ана. Но это потому, что он новичок в команде, не привык к работе. Впрочем, ей нравится в нем мягкость и человечность, а ее жесткости хватит на двоих, жаль, поползновений он не делает, только смотрит на нее украдкой, ну и дурак.
Она включила свет в прихожей и, переступив порог, замерла, ощутив на затылке дыхание. Люка резко обернулась…
