Он почему-то сразу назвал ее на «ты». А она почему-то не усмотрела в этом ничего странного.
Они пошли рядом, демонстративно не глядя друг на друга; вместо этого разглядывая нарядно освещенную елку в начале бульвара, сверкавшую гирляндами и шелестевшую бумажными игрушками.
— Не ушибся? — спросила она и в первый раз повернула к нему лицо.
— Нет, не ушибся — уже ласковее отозвался на колокольчик ее голоса он.
— А зря, — опять глядя в пространство перед собой, сказала она.
У перехода на Горького в сторону «Академкниги» они, не сговариваясь, остановились. Она изучала елку, он — носки ее сапог. Скопившийся на переходе народ двинулся, обтекая их. Наконец, он вздрогнул, вышел из оцепенения и сказал:
— Пошли.
Она промолчала, но двинулась за ним следом, и лишь на другой стороне бульвара спросила:
— Куда?
— В бассейн, — ответил он, разглядывая ее точеный профиль и пульсирующую под тонкой кожей виска синюю жилку.
— У меня нет билета, — сказала она, продолжая идти рядом.
— У меня два, — отозвался он минуту спустя.
— У меня нет купальника, — вроде бы возразила она.
— Нет — значит, будет, — объяснил он, и, снова разглядывая ее профиль, добавил:
— Есть хочешь?
— Хочу, — внезапно смутилась она, опуская взгляд.
В кулинарии напротив «Минска» было жарко. Он взял два эклера, дождался, пока девушка за стойкой сварит два больших кофе по-московски, подхватил поднос и протиснулся сквозь очередь к высокому столику.
Она расстегнула дубленку, сняла шапочку, рассыпав золотистые кудри по узким плечам, озорно поглядела на него и, слегка щурясь от яркого света, с легким придыханием отпила горячего кофе. Он смотрел то на нее, то в свою чашку, и ждал — хоть слова, хоть полуслова, хоть междометия.
А она молчала.
— Ты свой эклер будешь? — спросила она.
— Нет, — ответил он.
— Тогда давай его сюда.
— Возьми.
Белый крем испачкал ее губы, и она долго возилась — сначала, вытирая их кружевным платочком, а потом — подкрашивая толстым тюбиком темно-красной помады.
— Нам нужен купальник, — сказал он, подойдя к прилавку магазина «Спорт».
— Какой — бикини или закрытый? — поинтересовалась продавщица.
— Какой? — переспросил он.
— Бикини! — озорно стрельнула глазами она, перекладывая из руки в руку белую глянцевую сумочку.
— Можно, я возьму тебя под руку? — спросила она на улице.
— Валяй, — согласился он.
Она едва доставала ему до плеча. А тонкая ее рука была такой теплой, что тепло ощущалось даже через толстый драп модного пальто.
— Ты где был? — спросила она.
— В библиотеке, — ответил он.
— И что ты там делал? — в ее голосе явно проскользнула улыбка.
— Книги читал, — ответил он, тоже улыбнувшись.
Миновав площадь Белорусского вокзала, они вышли на бульвар Ленинградки.
— Ты странный, — сказала она.
— Ну и что? — не то спросил, не то огорчился он.
— Ничего, — обиделась она.
— Прости, — понял свою бестактность он.
— Прощаю, — была великодушна она.
Ц.С.К.А. Огромные, в два человеческих роста, объемные буквы выросли прямо из земли.
— Нам сюда, — сказал он.
— Купальник давай! — ответила она.
Он вышел на бортик, посмотрел на колышущуюся кристально чистую голубую — а, может быть, зеленоватую, воду — и остановился.
Она выпорхнула из раздевалки на другой стороне бассейна. Копна золота, небесно-голубое бикини, немного загара на бедрах — и тонкие-тонкие, длинные-длинные, нежные-нежные пальцы.
— Прыгай, — негромко позвала она, и голос ее, столкнувшись со стенами, потолком и медленно колышущейся водой, заиграл нервными осколками — как блики отраженного света.
— Я иду, — ответил на ее зов он, и сильным сальто назад ввернул свое тело в воду.
— Тебе хорошо? — спросил он, когда она, обдав бортик бассейна веером брызг, упала в воду рядом с ним.
— Не знаю, — коснулась его лица взглядом цвета бикини она.
Когда она вышла из раздевалки, он сделал ей шаг навстречу, и сказал:
— У тебя же совсем мокрая голова.
— У меня нет полотенца, — почему-то потупилась она.
— У меня есть, — сказал он и осторожно стал вытирать ее чудные золотые волосы.
Возле метро «Аэропорт» они остановились. Он ощутил ее дыхание на своей щеке.
— У меня муж, — сказала она, глядя поверх его плеча.
