Порше тут же вспомнила своего собственного отца, умершего пять лет назад, когда она была еще совсем ребенком. Папа тоже добрел от водки, становился почти даже человеком. В остальное время он ненавидел всех вокруг.
Особенно свою жену, мать Порше, да и дочку тоже не жаловал.
Вспоминать отца Порше не любила, поэтому тут же выбросила его из головы, тем более что больше ничем, кроме этой черты – добреть от алкоголя, – Видаль ее отца не напоминал. Даже в голову не приходило, что он мог бы хватать жену за волосы и тыкать ее лицом в стену. Или щипать дочь за мягкие части тела и мерзко смеяться.
Скорее Видаль был похож на учителя рисования, который недолго работал у них в школе. Такой же свободный, уверенный в себе. Учитель был еще молодой, пытался детей чему-то учить, воспитывать, а они ему на голову садились. Но Видаль и от учителя отличался, потому что ему никто не посмел бы сесть на голову. Все, кто ужинал в тот вечер в «Джазе», смотрели на Видаля как на бога.
В конце концов и на Порше это всеобщее восхищение подействовало. Она выпрямилась, чуть заметно улыбнулась и послала ему через стол такой взгляд, будто хотела сказать, что музыкант ей очень интересен. Она знала, что свет в ресторане правильный и выглядит она сейчас хорошо, поэтому в своей неотразимости не сомневалась.
А вот заметил ли этот взгляд Видаль, она не знала. Волосы падали ему на лоб, а когда он опускал голову – совсем закрывали лицо. Сидевшему рядом с ним Виктору это тоже не нравилось.
– Убери лохмы, мешают говорить, – сказал он сердито.
Видаль пятерней отбросил прядь со лба к затылку, но она снова стала сыпаться вперед маленькими прядками.
– Ободок тебе куплю… – пробормотал Виктор.
Когда Видаль открыл лицо, Порше разглядела, какие красивые у него глаза – светлые, прозрачные и туманные одновременно.
«Видит он меня или нет?» – задумалась она. Обхватив тонкими пальцами ножку бокала с вином, она стала отпивать по глоточку, оставляя на губах по красной капле и делая вид, что не замечает этого. Так как свои бледные от природы губы Порше не красила, капля вина была очень заметной. Выглядело сексуально, девушка это знала. Но ей пришлось сделать несколько таких небрежных глотков, прежде чем стало ясно – Видаль смотрит на ее губы.
Виктор тоже смотрел, а так как он не был идиотом, то с модели он перевел взгляд на Видаля. Что думал менеджер по поводу наметившихся перспектив, было непонятно.
При этом обсуждалась та же тема, что и утром.
– Я не поеду за границу, не хочу, – говорил Видаль мрачно. – Даже не надейся, что буду переводить тексты на английский. Плевать я хотел на этот твой западный рынок…
– Олег, ты не хочешь думать о семье, о сыне. Какую жизнь ты ему готовишь? Что ты ему дашь?
– Удиви меня новыми аргументами, – ответил Видаль и произнес очень четко: – Теперь я буду делать только то, что считаю нужным. Мне надо стать собой.
– Подумай о своей группе! Ребятам надо зарабатывать!
Видаль его уже не слышал.
– Как тебя зовут? – спросил он через стол у Порше.
– Порше.
Он усмехнулся, словно услышал хорошую шутку.
– Ты любишь дорогие машины?
– Я их достойна, – выдала Порше домашнюю заготовку.
– Не хочешь отсюда уйти?
Она краем глаза глянула на Катю. Та сделала вид, что ничего не слышит, ничего не видит и поэтому молчит. Порше поняла – карт-бланш.
– Хочу, – сказала Порше.
– И все-таки как тебя зовут на самом деле? – спросил он, когда они вышли на улицу.
– Не важно, – ответила Порше.
К этим вопросам она привыкла. Они ее с выбранного курса не сбивали: Лена осталась там, дома, с мамой. О той нищей жизни она предпочитала не вспоминать. И фамилию свою – Пузикова – тоже почти забыла. Сколько ее дразнили из-за этой фамилии, вспомнить страшно. Ну его, это настоящее имя!
– Многие меняют имена, когда хотят начать новую жизнь, – понимающе сказал Видаль, взяв девушку за руку. Кажется, он не собирался брать машину и везти ее к себе.
Он двинулся по улице прочь от ресторана. Порше удивилась:
– Куда мы идем?
– Не знаю, а ты куда хочешь?
Порше никуда не хотела. Ей казалось, что все это несолидно. Отчасти она уже раскаивалась, что ушла из ресторана. Лучше бы посидела со всеми, а потом поехала домой спать – завтра снова съемки.
